Наследник чародея. Школяр. Книга первая

— Конфет мне купишь! — буркнул я. — Пойдем, еще кофе попьем, а то у меня голова тяжелая.

— У меня тоже голова болит! — пожаловалась maman.

После ночи в плацкартном вагоне на боковых местах пассажирского поезда это было вполне закономерно. Да еще к тому же места оказались в конце вагона возле туалета. Постоянно кто-то ходил мимо, воняло и табаком, и продуктами метаболизма.

Мы с maman даже не стали раскладывать полки. Дремали, сидя за столиком. Поначалу проводница даже окрысилась на нас, требуя деньги за белье. Но потом, видимо, напугавшись нарастающего скандала в вагоне, от нас отстала. Но, видимо, в качестве маленькой мести, под предлогом позднего времени, чай налить нам отказалась.

Я присмотрелся к матери. Точно так же, как тогда у Андрея, у нее над головой клубилось едва заметное серенькое облачко. Только у моего приятеля «дымка» висела над затылком, то у maman оно было над теменной частью головы, ближе ко лбу.

— Здесь болит? — я показал ей на темя.

— Угу, — кивнула она.

— А так? — я медленно провел рукой над головой, наблюдая, как «дымка» втягивается в ладонь, чувствуя знакомое покалывание, переходящее в жжение. Причем, жжение чувствовалось не только по поверхности кожи, но и внутри кисти.

Maman нахмурилась, наклонила голову в одну сторону, в другую, улыбнулась:

— Хм. Вроде прошло… Здорово!

Я её не слушал. Пользуясь ранее полученным опытом, включил воду на кухне и сунул руку под кран. Жжение прошло, словно смытое текущей водой.

Maman внимательно посмотрела на меня. Потом взъерошила мне ёжик волос на голове и воскликнула:

— Смотри-ка! Как у тебя быстро шевелюра растет!

Я пожал плечами:

— Я тебе еще дома сказать хотел, ма…

— Что, Тошка?

— У меня зубы растут…

— Какие зубы? — заинтересовалась maman.

Я открыл рот, пальцем оттянул губу:

— Вот!

И пояснил:

— На месте тех, которые у меня выпали! Может, те тоже молочные были?

Maman нахмурилась. Потом взяла в руки свою сумку, покопалась в ней, вытащила какой-то то ли мешочек, то ли сверточек, развернула и высыпала содержимое на кухонный стол.

— Тош, я тоже ничего не понимаю. Я вчера утром обнаружила, что у меня вставные зубы выскочили. Смотри!

На столе лежали четыре желтых комочка. Я наклонился, пригляделся. Точно. Четыре золотых зуба. Из каждого торчали то ли проволочки, то ли штырьки…

— Я их чуть не проглотила! — заявила maman. — Взяла с собой, думаю, схожу в поликлинику к протезисту после работы. А тут всё закрутилось, завертелось, и я про это благополучно забыла. А сегодня чувствую, десна побаливает. Языком провела, а там что-то царапается. Когда умывалась, в зеркало глянулась, а там зуб лезет! Представляешь? И тут у тебя тоже… С ума можно сойти!

Maman плюхнулась на стул, подперла подбородок кулаком, жалобно сказала:

— Тош, ведь так не бывает… А? И с головой тоже… Тош?

— Ма, ну, а я откуда знаю? — ответил я. Потом вдруг вспомнил их диалог и поинтересовался:

— Ма, а сколько тебе дядя Слава должен?

Maman нахмурилась, помялась, видимо размышляя, говорить или нет. Наконец всё-таки ответила:

— Дядя Слава в Академию Генерального штаба поступал. А его принимать не хотели. Егор Дмитриевич, твой дед с отцовской стороны, в плену был. А потом после войны еще год в лагере сидел. Так вот дяде Славе кадровики сказали, что я, как его сестра, должна развестись с мужем. После этого и моя мать, и отец, и дядя Слава нас с твоим отцом долго уговаривали, мол, разведитесь фиктивно, будете жить в гражданском браке и всё такое. Меня-то они уговорили. А вот твой отец отказался наотрез. Сказал, что если мы разведемся, то по-настоящему и навсегда. Он меня с тобой очень сильно любил. Вот так и получилось, Славка в Академию поступил, а мы с тобой вдвоем остались…

Она всхлипнула, прижалась ко мне.

— Видишь, сынок, как получилось? Деда Гошу потом-то реабилитировали, все ордена и медали вернули, а всё равно, как клеймо осталось — «в плену был».

— Ты мне об этом никогда не говорила, — угрюмо сказал я. Мне стало обидно.

— Не вздумай кому-нибудь об этом рассказать! — взвилась maman. — Понял?

И добавила:

— Я всё равно твоего папку люблю… Только поздно. Обидела я его…

Я обнял maman, прижал к себе.

— Всё будет хорошо…

Она снова уткнулась ко мне в плечо. Всхлипнула пару раз, вызывая у меня странное чувство теплоты, смешанной с обидой и жалостью. Обидно было за отца: он приходил ко мне, а я его избегал. А он всё равно приходил…

Maman отстранилась, утёрла слезы и четко, подчеркивая каждое слово, произнесла:

— Никому никогда об этом не говори!

— А сейчас дядя Слава где служит? — спросил я. Maman нехотя ответила:

— В Генштабе он служит. На секретной работе. Понятно? Поэтому и говорить об этом ни с кем нельзя.

Через пару часов пришла жена дяди Славы тётя Лена, которая работала врачом в какой-то больнице.

После приветствий, обнимашек и прочего, женщины закрылись на кухне, а я улёгся на диван в зале и задремал. Ближе к обеду меня подняла maman.

— Собирайся! Пойдем погуляем.

— Куда?

— По Москве побродим, может, в музей сходим…