Наследник чемпиона

Запрыгнув за руль настолько ловко, насколько позволяли восемьдесят пять килограммов веса и сто восемьдесят сантиметров роста, Мартынов опять почувствовал, как екнуло сердце. Он проник в карман пиджака рукой и осторожно, держа за краешек, вытянул листок, вырванный из блокнота. А как в Ордынском насчет роуминга МТС?..

– Да?

– Здравствуйте, девушка. У вас еще остался апельсиновый сок?

– Апельсиновый закончился… Есть виноградный, Андрей…

– Я буду через два часа. Нет, обманул, – подумав о чем-то, сам себя перебил Мартынов. – Через три.

– Ты не обманываешь?..

– Обманываю. Но не сейчас. И не тебя. Через три часа.

Он бросил телефон на сиденье рядом и закрыл лицо руками. В висках застучала кровь, и он почувствовал, как нарастает боль в затылке. Дотянувшись до ящика для вещей, он раскопал среди разной мелочи небольшой пузырек с надписью «Эгилок», вытряхнул на ладонь маленькую таблетку и закинул в рот.

Если бы гипертензия оказалась на том берегу океана рядом с этими уродами, было бы гораздо лучше. Пара глотков минералки, еще пара глотков… Через десять минут так оно и будет.

Двадцать минут назад, проезжая по городу, Андрей Петрович заметил серое четырехэтажное здание и среди мелких закорючек с двуглавым орлом наверху разобрал буквы «Г… У… В… Д…». Понятно, что не райотдел. Слишком много «волг» под знаком «кирпич» и табличкой «Кроме машин ГУВД». В этот момент ему пришла в голову сумасшедшая мысль, реализации которой он до сих пор не мог найти объяснение. Однако выбросить ее из головы уже было невозможно. Отъехав от почтамта, он тут же направил свою машину к тому зданию.

Быстро проанализировав ситуацию, он понял, что, если встанет на общих основаниях в строй машин на стоянке для тех, кто не носит погоны, он ничего не увидит. Усмехнувшись, Мартынов покусал губу и уверенно поставил «девятку» прямо под знак, запрещающий въезд на стоянку, кроме машин ГУВД. Как раз тот случай, когда наглость вознаграждается. За пятнадцать минут дежурный по Управлению выходил на крыльцо трижды, трижды останавливал взгляд на изумрудных «Жигулях», но, сделав, по всей видимости, вывод о том, что так обнаглеть может лишь свой, уходил обратно. А Мартынов сидел и ждал.

Вот вышел подполковник и на ходу вынул из кармана ключи от «Опеля». Маленькая молния в кружке отчетливо блеснула на брелоке. Этому триста долларов вряд ли понадобятся.

Сержант в пилотке… Мартынов тяжело вздохнул и проводил его лоснящиеся на задней части брюки до самого поворота. Этот за триста «зеленых» воробья бы в поле загонял, но толку от него, как от комсомольца на шухере.

Выбирая из десятков людей в форме подходящего человека, Андрей Петрович, как профессиональный фейсмейкер, у входа в кафе отсеивал ненужных лиц и встречал новых.

Вот он. Старший лейтенант с папкой, в отутюженных новых форменных брюках и рубашке. Достаточно молод для того, чтобы совершить необдуманный поступок и достаточно симпатичный для того, чтобы нравиться девчонкам. Кольца на пальце нет, зато есть черные ботинки, купленные в салоне мужской одежды. В Штатах они стоят около пятидесяти долларов, здесь наверняка около сотни.

– Молодой человек!

Старлей остановился как конь, увидевший змею. Расчет Мартынова оказался верен. Человек только что вышел из учреждения, где царит субординация и дисциплина. Такой оклик должен парня мгновенно расслабить и настроить на другую волну.

– Молодой человек, я могу отнять у вас две минуты?

Парень бросил взгляд на знак и медленно двинулся в сторону Мартынова.

– Нет-нет, на знак не обращайте внимания. Я не «кроме». Я журналист из Питера.

В руке милиционера образовалась тонкая пластиковая визитка с надписью «Северная звезда».

– Вам куда? Домой? Давайте я вас подвезу.

Через пять минут непрерывно льющейся из Мартынова речи они уже проехали половину расстояния от того пункта, который старлей определил как «дом».

– Так что же вы хотите для своего независимого расследования? – поинтересовался парень, когда они встали на кольце площади Калинина. – Я что-то не совсем понимаю.

– Я вам сейчас объясню, – Мартынов заглушил двигатель и, разыскивая что-то в портмоне, распахнул его наполовину. Среди явившихся свету стодолларовых купюр, общим количеством толщиной в сантиметр, он разыскал бумажку и поднес ее к глазам. – Ага, это. Понимаете, Гера, в семьдесят восьмом году трое преступников в рабочем поселке Ордынское напали на женщину, «разгрузи…»… отобрали золото и, как это ни печально, убили. Нам достоверно известно, что двоих из троих нападавших уже нет в живых, но так же достоверно известно, что милицией был установлен третий. Все, что нас интересует, это личность этого подонка. Я работаю в отделе криминальных новостей, поэтому в некоторой степени знаком, как бы правильно выразиться… С системой расследования преступлений и порядком отправления правосудия. Я понимаю, что дело было отдано для расследования в прокуратуру, но наша редакция не скупится на представительские расходы…

Отщипнув от пресса две купюры, Андрей Петрович положил их сначала на панель, потом, бросив взгляд в лобовое стекло, убрал и положил деньги на сиденье старшего лейтенанта. Молодой парень даже не обратил внимания на этот изысканный психологический прием. Деньги он принял… На сиденье молодого милиционера появились еще две купюры.

– Я также понимаю, что при решении вопроса с человеком из прокуратуры могут возникнуть вполне обоснованные проблемы. К примеру, архив… Там работают женщины, которые утром завтракают, а ночью никак не могут расшевелить мужей, которым давно надоели.

На сиденье, под ногу парня, залезли еще две сотенных. Было на самом деле жарко. Парень снял пилотку и вытер платком лоб.

– Фамилия этого третьего, вот все, что интересует нашу редакцию. Мне, наверное, даже не стоит говорить о том, что источник информации остается для всех при этом не более как «достоверный». Было бы по-другому, нас, журналистов, уже давно бы перебили, как кур.

– Андрей Петрович, сейчас столько программ, занимающихся частными расследованиями… Расследуете, а потом наши коллеги начинают очень быстро вычислять тех, кто, помимо журналистов, этим расследованием занимался. Потом вам – премия «Журналист года», а мне – увольнение по дискредитирующим основаниям.

– Гера, никаких программ. Я же сказал – «частное расследование». Не телешоу «Частное расследование с Федей Федоровым», а – частное расследование. Есть небольшая разница. Это будет материал, на общем фоне которого интересующий меня персонаж будет лишь мазком в общей истории. Да и кому придет в голову болтать о том, что это именно вы помогли мне? Я, например, не собираюсь. Нужна фамилия человека и установочные данные на него. Вот, в принципе, и все. Я думаю, такая информация, на поиск и сбор которой уйдет не больше трех дней, шестисот долларов стоит. Ну, если не стоит, я готов их забрать. – И он забрал. – Однако если она стоит дороже…

И теперь, уже на колени старшему лейтенанту, легли восемьсот долларов.

– А это – номер моего мобильного телефона, – Андрей положил листок бумаги. – Я в погоне за материалом вообще никогда не сплю, так что, если позвонишь в три часа ночи, расстраиваться не буду.

Медленно свернув банкноты вместе с листком, старлей поместил их в карман рубашки.

– Хорошо, я сделаю все, что могу.

– Гера, не нужно делать все. Нужно узнать фамилию третьего преступника.

– Давайте дату преступления и фамилию потерпевшей…

Парень уже почти вышел из машины, когда его остановил вопрос:

– Гера, а ведь если в ГУВД узнают, что ты сделал, тебе попадет, правда?

Тот побледнел и снова опустился на сиденье.

– Нет, в смысле, Гера, если ты кому-нибудь скажешь, правда?

– Это же статья, – покривился старший лейтенант. – Вы что, издеваетесь?

– Нет, Гера, я-то – могила, – заверил, положив ладонь на грудь, Андрей Петрович. – Имеется в виду, что вот если ты об этом кому-нибудь скажешь…

Тот все понял, успокоился и вышел из машины.

– Телефон не потеряй! – крикнул ему вдогонку смеющийся Мартынов и включил зажигание.

Самые низкие цены не у дилера, а у сторожа. Ничего в этой России не изменилось.

Стрелки всех часов в мире провернулись ровно на час. Час из тех трех, по истечении которых нужно было убедиться в том, что во дворе потемневшего от старости оранжевого дома продолжает расти сосна, по которой можно было бы забраться на небо. Та самая, память о которой вынес из детства и пронес через всю свою жизнь Роман Сергеевич Гулько. Второй из двух Романов.