Наследник для чемпиона (СИ)

Кажется, что так и оставит мою просьбу без ответа. Прихожу в отчаяние, как вдруг он резко перемещается и практически ложится на меня. Не придавливает телом. Нависая, сохраняет расстояние, чтобы смотреть прямо в лицо.

— Когда Миша задал этот вопрос… — выдыхает Тимур, заставляя меня возвращаться в состояние непереносимо сильного волнения. То, что кожа вспыхивает и разгоняется сердце — еще ерунда. У меня перекрывает дыхание, и дрожит каждая, даже самая мелкая, мышца. — Сколько мыслей пронеслось в твоей голове, Птичка?

— Миллион… — с трудом отзываюсь я.

— Давай вернемся к самой первой.

— Тимур… — не то стону, не то вздыхаю.

Хочется добавить, чтобы не мучил меня. Но думаю, он и так понимает.

Понимает и продолжает.

— Каким был твой ответ не для меня, не для Миши… — по резкому и шумному вдоху догадываюсь, что ему тоже тяжело дается этот разговор. — Для себя, — пауза, во время которой мы оба пытаемся вобрать в легкие весь кислород, что есть у нас в наличии. Мы будто сражаемся за него, практически касаясь друг друга губами. — Что бы ты ответила себе?

— Я себе не задаю таких вопросов… — говорю, но не слышу. Удостовериться, что язык выдал то, что скомандовал мозг, не является возможным. — Мне не нужно…

— Не нужно?

— Я и так знаю.

Тихомиров все же придвигается ближе. Прижимается ко мне лицом, будто не способен себя контролировать.

— Тогда скажи и мне, — чувствую, как прикрывает веки.

Когда он не смотрит на меня, то я могу закрыть глаза. Попытаться перевести дыхание. Сломаться на второй попытке. Оглохнуть от ударов собственного сердца.

— Я люблю Тимура Тихомирова, — выговариваю эти слова, как он и просил, не для него и сына, для себя.

Едва заканчиваю, Медведь вздрагивает и с шумом тянет воздух. Я тоже вздыхаю. Выдыхаю с облегчением. Радуюсь тому, что сказала это. С груди будто каменную плиту сдвинули. Несколько секунд мне просто хорошо.

— Полина, Птичка, Птенцова, Тихомирова, блядь… — все это Тимур молотит непривычно быстрым, сбивчивым тоном. Он в самом деле будто перечисляет все это и срывается. — Когда… Как давно?

— Всегда, Тимур, — окончательно сдаю позиции.

Больше не могу это скрывать, какими бы ни были последствия.

— Всегда? Блядь, я уже ничего не понимаю. Ты тогда сказала, что не любила…

— Господи, Медведь! — восклицаю задушенно и замираю. Он отодвигается, чтобы посмотреть мне в глаза. Смущаюсь, безусловно, но прикладываю усилия, чтобы пройти до конца. — Что еще я могла тогда сказать? Ты давил на меня. Я стеснялась и врала… Врала, конечно. Зачем бы я с тобой тогда… и сейчас тоже… Если бы не любила, ничего бы не было. Как не случилось с Костей, хотя я пыталась.

Вспоминаю Измайлова, просто чтобы разложить все, но Тихомиров, как обычно, резко негативно на это реагирует. Отшатываясь, стремительно поднимается и сходит с кровати.

— Не говори о нем, ладно? — просит каким-то странным тоном — сердитым и вместе с тем будто ранимым.

— Ладно, — тихо соглашаюсь я. — Ложись обратно.

Тимур кивает, но выполнять не спешит. Вместо этого рассекает пространство комнаты — мечется, словно зверь в клетке.

Я стараюсь не переживать и не расстраиваться. Как бы то ни было, рада, что сумела выразить свои чувства. Медленно вдыхаю, протяжно выдыхаю и, откидывая одеяло, встаю с кровати. Молча иду в ванную, чтобы умыться и немного успокоиться.

Тихомиров тоже ничего не говорит, только взглядом меня провожает. А потом… пару минут спустя стучит в дверь, которую я предусмотрительно оставила открытой.

Позволить ему войти не успеваю. Он делает это практически сразу. Шумно вздыхаю и замираю, наблюдая через зеркало за его приближением.

Тимур останавливается у меня за спиной, кладет ладони мне на талию, затем скользит ими по животу. Но дрожь по коже сейчас вызывают не эти прикосновения. А то, как Тихомиров склоняет голову к моей голове и прикрывает глаза.

Ничего не говорит, но столько чувств выражает этот жест, что и слов никаких не надо. Большой и сильный Медведь, а с таким трепетом и преданностью обнимает. Как можно его не любить? Даже если нельзя. Даже если страшно. Даже если больно. Невозможно.

Наверное, впервые у меня зарождается мысль о том, что у нас на самом деле есть шанс на совместное будущее. Не просто какой-то отрезок времени. Тимур ко мне тоже по-своему привязан.

Волнение постепенно идет на спад. Тело прекращает лихорадить. Становится просто тепло и приятно. Однако все мои упорядоченные мысли разбиваются, когда Тихомиров сильнее вжимается в мои волосы лицом и горячо выдыхает:

— Я люблю тебя, Птичка.

45

Птичка

— Дамы и господа, — по спортивной арене прокатывается характерный раскатистый голос знаменитого конферансье, а у меня по коже разбегаются колючие мурашки. Задерживая дыхание, машинально кладу ладонь на живот. Пусть мое положение визуально заметно только тем, кто знаком с особенностями моей фигуры, но этот жест — уже выработанный рефлекс. — Супертяжелый дивизион. Абсолютный чемпион мира. Русский воин — ТИ-И-И-ИМУР «МЕДВЕДЬ» ТИ-И-И-ИХОМИРОВ!