Наследник для чужого мужа

Я не знаю, что я найти хотела. Что-то, что пролило бы свет на таинственного соседа. Чего это он меня спасает? Раньше вот никто не спасал, а это приехал и принялся спасать… Компьютер запаролен, ожидаемо, но обидно. Личных документов найти не могу, наверное, в сейфе. Фамилию я его уже знаю, она ни о чем мне не говорит… Кабинет больше не кажется мне уютным, он безликий и равнодушный. Ему дела до меня нет. У него для меня ни одной подсказки…

Я обыскиваю кабинет порой вздрагивая — мне кажется, что Игорь в любой момент вернётся. Ребёнок чувствует мою тревогу и возится в животе, пинаясь уже достаточно ощутимо. У меня в животе больше не бабочка, там — бегемотик. Я сдалась. Здесь ничего не было. Ничего, что объяснило бы мне, что происходит.

А затем все случилось одновременно. Куджо тявкнул, предупреждая меня о том, что хозяин вернулся, заскрежетал ключ в замке, я дернулась к выходу из кабинета и нечаянно задела рукой рамку с фотографией, стоящей на столе. Её я видела и раньше, но особого внимания не уделила, просто скользнула взглядом. А теперь фотография лежала прямо передо мной на полу, перечеркнутая трещиной напополам. И вдруг неважно стало, что Игорь застукает. Наклонилась, подняла свою находку и вгляделась, как следует.

На фотографии ничего особенного, такого, что могло бы заинтересовать. На первый взгляд. Женщина, которой даже почти не видно, только тонкие руки, длинные тёмные волосы, держит на руках ребёнка. Ребёнку наверное, года полтора, может даже два, я с трудом определяю детский возраст. Он явно очень тяжёл для мамочки, но она, я знаю, смеётся, придерживая ношу, которая норовит выскользнуть из рук. Малыш в профиль, маленький носик видно, панамку… одет ребёнок в белую маечку и трусики в горошек. Фотография черно белая, но я знаю, что горошек — красный. Вот просто знаю, и все.

Скрипнула пословица паркета, она всегда поскрипывает, и ночью этот звук меня успокаивает, значит, Игорь ходит по тёмным коридорам большой квартиры. Подняла голову, стоит в дверях, на меня смотрит.

— Не самая удачная фотография, — сказала я ему.

— Она мне нравится. В ней жизни много.

Я осторожно поставила фотографию обратно на стол. Жалко, стекло разбила, но ведь поменять не сложно… главное, чтобы изображение не испортилось. У меня было очень мало фотографий мамы. То, что позволяла смотреть бабушка, так у неё и осталось, а потом её наследнтчек все выбросил.

- Я пойду, — пробормотала я, не глядя ему в глаза. — Погуляю.

Я совсем забыла про собаку, но Куджо, увидев, что я торопливо зашнуровываю кроссовки и надеваю пальто уже ждал у дверей. Я даже и не знала, куда идти. Просто не сидеть бы на месте, не вариться в собственном соку. На ходу легче думается, всегда так было, но не сегодня, к сожалению. Куджо ьрусил рядом, мы дошли до конца проспекта, постоял у памятника, потом развернулись. Остановились у огромной лужи, в которой отражалось хмурое вечернее небо, единственный фонарь и плавало с десяток листьев. Куджо присел у самого края, заворожннно за ними наблюдая. Наверняка ему хотелось туда, в воду, но он с некоторых пор решил, что больше уже не щенок и такое поведение ему не пристало. Я вздохнула, подобрала с обочины длинную палку и подтолкнула к берегу самый большой лист. Куджо поглядел на него, обнюхал, а затем толкнул лапой обратно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Пойдём, — позвала я его. — Хватит задницы морозить.

Толстячок стоял у входа в парк и курил, как ни в чем не бывало. И вроде, как даже на пеня не смотрит. А я крепче перехватила палку, которую, как оказалось, так и не бросила, и подошла к нему.

— Ну и чего, — спросила я, — вы за мной ходите?

— Ну-у-у… — замялся он, отводя взгляд.

— Вы думаете я вас не вижу? Господи, я же беременная, а не тупая! Не глухая, не слепая… Что вам нужно?

— Просто убедиться, что с вами все хорошо, — прошептал он, покраснев даже, какая прелесть. — Работа у меня такая.

Я сразу все поняла. Ни легче, ни проще не стало, просто — спокойнее.

— Скажите, пусть сам приезжает и сам убеждается. Куджо, пошли!

Пёс сердито гавкнул на несчастного толстяка и мы вошли в парк. Идти обратно в квартиру не хотелось, хотя было ощутимо прохладно. На одной из лавок лежит брошенная газета, я аккуратно расстелила её и села. Посижу, пока не стемнеет. Сумерки были стылыми, сырыми, гнали домой, обещали простуды, но я все сидела. Терпение Игоря лопнуло видимо, и он пошёл меня искать. Я его издалека увидела, идёт, чуть сгорбившись, курит. Докурил одну, бросил, прикупил вторую, а может и не вторую уже… со мной поравнялся, сигарету отбросил, рядом сел.

- Можно, я не буду называть тебя папой? — попросила я. — Как-то… странно…

— Хорошо, — согласился он.

Похлопал по карманам, отыскивая сигареты, потом вспомнил, что курил только что, и махнул рукой.

— А у тебя ещё фотографии есть?

— Есть, я покажу. Пошли домой, холодно…