Наследник для медведя

— Ты прости, — перевел он взгляд вдаль.

Повисло неловкое молчание.

— Так а… что с твоим братом? — выдавила, стараясь глупо заполнить пустоту. Мне сейчас было плевать на его брата. Хотелось оправдываться, объяснять, что я, вероятно, какая-то калека, потому что это ведь действительно просто… — Ладно, давай еще раз…

Я решительно поднялась, подошла к Рэму и уселась обратно к нему на колени, чувствуя себя полной дурой. Он перевел на меня взгляд:

— Тебе обязательно нужна доля вероятности, что я тебя убью, чтобы прийти ко мне? По-другому не можешь? — усмехнулся он.

— Определенно, нет. Не в этом проблема.

— Тогда в чем? — прорычал он, притягивая к себе за шею. — Вика, тебе не нужно мне что-то доказывать и завоевывать мое внимание. Я — твой.

— Да что ты все заладил?! — взвилась я.

Но он не дал снова сбежать:

— Да потому что ты шарахаешься от этого, как черт от ладана! — оскалился он и прижал к себе. — Дикарка, черт бы тебя побрал!

— А ты и побрал!

— Вот и не дергайся. — Он довольно запустил пальцы мне в волосы и скривил губы в усмешке: — Привыкай. Принудительно.

— Ну куда уж мне по-другому! — закатила глаза, но довольного вздоха скрыть не удалось. — Так что с братом?

— Пока ничего, — жмурился он на солнце так, будто это я его гладила. И я протянула руку к его носу, повинуясь порыву, и провела пальцем… в миллиметре от которого вдруг клацнули зубы.

— Черт! — дернулась я и забилась в его руках. — Да ну тебя!

— Что там у вас стряслось? — послышался окрик Ниры под балконом.

— Нормально все! — смеялся Рэм, скручивая меня.

— Не буду больше тебя трогать, понял? — пыхтела я. — Ненормальный! Бешенный!

— Да-да, зайчонок, — рычал он над ухом. — Делаешь меня ненормальным…

— Невоспитанный!

— Тш, — прижал он к себе снова. — Прости, не устоял…

— Доведешь до инфаркта…

— Мне нравится в тебе то, что боишься, а все равно лезешь… Отважная маленькая зайка…

— Да, это я, — вяло ерничала, находя его объятия все более привлекательными.

Из его груди вдруг раздалось довольное протяжное рычание, и я снова замерла, растерянно моргая. Наверное, никогда к этому не привыкну. Каждый раз вспоминаю его там, на террасе, в образе медведя и умираю от страха.

— А что случилось с твоими родителями? — спросила тихо, вслушиваясь в неровное биение его сердца, привычно отсчитывая норму пропусков и ускорений ритма. Для оборотней такой ритм — норма.

— После смерти мамы отец ушел… Обернулся медведем. Тогда мы думали, он просто не мог терпеть горе, а в звере было легче. Но потом поняли, что он не вернется. Мы с Раином по очереди бегали за ним по лесу, пока однажды не потеряли. — Он помолчал немного, прежде чем продолжить. — Я потерял.

— Наверное, он не очень хотел найтись, — неуклюже вставила я.

— Ты права, — погладил по волосам. — А потом начали терять жителей одного за одним.

— В основном, медведей.

— Да. Половина всех обернувшихся безвозвратно — медведи.

Я не занималась этой историей. Мне не было дела до проблемы их «озверения». На мой взгляд, это никак не должно было сказаться на численности. А теперь я оказалась сердцем к сердцу с мужчиной, для которого потеря была настолько сложной, что он ее до сих пор не пережил, судя по перебоям в биении сердца. И мой мир перевернулся.

41

— А как ты попал к священнику? — решила отвлечь его.

— Отец мечтал, что мы с Раином закончим Университет. Но денег хватало впритык, и мы жили с братом в парке… — Рэм усмехнулся. — Спали медведями под декоративной альпийской горкой.

— Кошмар, — покачала головой.

— Ну вот когда однажды проснулись с иглой от транквилизатора в спинах, пришлось что-то менять. Сандингтон был единственным преподавателем, который относился к нам по-человечески. И он единственный поручился тогда за нас в полиции.

— Он классный, — улыбнулась я, вспоминая улыбчивого священника.

— Да, — усмехнулся Рэм. — За то, что приютил нас, его отлучили от церкви. Но, честно говоря, по-настоящему праведному человеку плевать на мнение кого бы то ни было. Он продолжал преподавать на кафедре и вести служения по воскресеньям. А мы помогали ему, как могли.

— Он чем-то болен? — припомнила я пакет, что принес ему Рэм в день нашего бракосочетания.

— Рак.

Я вжалась в его грудь виском. Рэм был соткан из потерь. Отец, мать, Сандингтон… и, похоже, брат. Почему-то вжаться в него вдруг стало легко. Я обхватила его за талию и прикрыла глаза.

— Жалеешь… — Это был не вопрос.

— Вряд ли у тебя очередь из желающих, — не стала спорить.

— Никто еще не рискнул.

— Должна же я с чего-то начать.

Он принял мою жалость стойко, и мы, наконец, замолчали без тяжелой пустоты. Будто пустили друг друга куда-то, где не было никогда никого, и теперь замерли в ожидании, что же будет.

А ничего не было. Просто чирикали птицы, жужжали мухи… и день медленно выгорал дотла.

Когда стемнело, в ворота въехал знакомый джип. Сезар вышел и направился к пассажирской двери — подать руку девушке. Незнакомка притягивала взгляд своей необычной внешностью: ее кипенно-белые волосы были заплетены в длинные дреды с множеством бусинок.

— Поднимайтесь! — махнул Рэм рукой с балкона.