Наследник для оборотня

Он немного отодвинулся от нее. Пылающий оранжевый вихрь в его глазах начал постепенно успокаиваться, сменяясь теплой медовой желтизной.

Медленно, словно каждый шаг давался ему с трудом, Дагмар отступал назад, пока не уперся спиной в пианино, которое в прошлый раз вызвало у Марины целый водоворот фантазий.

Он несколько раз глубоко вздохнул и зарылся лицом в ладони. Они стояли почти в противоположных концах зала, но Марина еще никогда не чувствовала себя так близко к другому человеку. Она не знала, как это объяснить, но между ними была странная связь. Когда она возникла, Марина не могла сказать, но ощущала ее очень четко.

Она словно стала частью Дагмара. Той частью, которая отвечала за человечность.

— Это не мой ребенок. Ели ты не веришь, можем провести днк-экспертизу… Я не знаю… что угодно… Но он не мой.

То же ей говорил и Маттиас. И Радван с Борисом. Еще что-то о суровых законах берсеркеров. Но она хотела слышать объяснение от Дагмара. Может, Лиля сможет сделать какое-нибудь зелье правды? Напиток истины? Варево, развязывающее язык? Да плевать, как оно будет называться.

— Тогда почему?

— Потому что ради того, чтобы я назвал его своим, моя мать встала на колени. Умоляла меня. Я заставил ее ползать передо мной… Как будто это могло что-то изменить.

Возможно, она и ужаснулась бы, услышав подобное. Но она видела его мать. Слышала, что та говорила. И к собственной тоже не испытывала особо добрых чувств. Наверное, они — идеальная парочка.

Марина сползла по стене на пол и села.

— Расскажи мне. Все.

Дагмар скрестил руки на груди и уставился в потолок.

— Она никогда меня не любила. Не знаю почему. Я всегда так старался, чтобы ей понравиться. Учеба, спорт. Я везде был первым. Всегда. Как будто все те идиотские грамоты, дипломы и кубки могли вызвать ее любовь. С деньгами отца я мог вообще не загоняться, но я думал, если стану идеальным сыном, то мать полюбит меня. Ведь любят умных, отличников, победителей соревнований. Но у матери были более строгие критерии отбора в любимые сыновья. — Он вдруг рассмеялся. — Представляешь, в мой седьмой день рождения она напилась. Няня устроила мне праздник, все было классно. А потом явилась моя мать… Сорвала все украшения и сказала, что «гаденышу» они не нужны, потому что в аду другие развлечения. «Гаденыш» — это я. Так что, можешь меня так называть, если разозлишься. А, еще «Исчадие ада» и «Сынуля Сатаны» — это было ее любимым прозвищем. В тот же вечер я узнал, что отец ее изнасиловал. Ну и появился я. Тогда я, правда, еще не знал, что это значит, но пообещал себе, что никогда так не поступлю. Ведь папа обидел маму. — Дагмар снова покачал головой, и в холодном солнечном свете Марина увидела, что его щеки блестят от влаги. — А с тобой поступил еще хуже…

Марина вжималась в стену с такой силой, что лепнина, наверное, отпечаталась на коже через одежду.

А она еще удивлялась, почему он ведет себя так. Рожденный лишь наполовину человеком, он и не знал человеческого обращения. Он привык брать силой все, что пожелает. А женщины, наверное, вообще ему не отказывали.

Она так набросилась на него с этими украшениями… А ведь он просто пытался быть милым.

— А Грегора она всегда любила. Не знаю, чем таким он отличался от меня… Его она обожала. Как-то слишком маниакально. Хотя… Я просто завидовал. Логовец должен был достаться именно Грегору. Я никогда не любил этот город. Слишком маленький, похож на деревню. Но когда Грегор умер, пришлось вернуться сюда. Оказалось, что он спутался с этой Дианой. Она не была его невестой. Но это точно его ребенок — я чувствую по запаху.

Марина боялась даже слово сказать, чтобы не спугнуть его откровения. Он наконец решил открыться ей, и это было самым драгоценным подарком, какой она могла получить от него.

Молчание звенело натянутой до предела струной.

Марина решилась спросить:

— Тогда почему они говорили, что он твой?

— Потому что по законам берсеркеров этот ребенок не имеет права на жизнь.

По коже побежал озноб. Почему-то это казалось ужасно важным, касающимся именно ее.

— Почему?

— Отец ребенка… не взял на себя заботу о нем и ответственность, не показал клану, что ребенок для него важен. Ни по законам людей, ни по законам берсеркеров он его не признал. Фактически, Грегор от него отказался. Значит, он должен умереть. Он никому не нужен.

Марине казалось, что ее окунули в ледяную воду.

— А как же ты?

— Я первый, кто должен его убить. Он — мой соперник в клане. Соперников за власть быть не должно. Их убивают, чтобы остался только один.

— Но ты же не убил брата!

— Брат был признан отцом. А этот ребенок… Нашим законам тысячи лет. Я понимаю, что это трудно понять. Но раньше красивых девушек специально подсылали к берсеркерам, чтобы те рожали сильных сыновей, которых могли забрать и воспитать покорными и управляемыми. Они были марионетками в чужих руках. Огромная сила, которой манипулировали другие. Поэтому было решено, убивать всех, кого отцы не признавали по закону людей и берсеркеров.

— Господи… Но ведь так отцы могли просто избавляться от неугодных детей.