Наследник для оборотня

— Серьезно? — Лиля аж привстала. — Это знак. Подсказка. Твой мужчина будет как-то связан с медом.

Марина глотала собственную слюну, чтобы хоть немного перебить сладкий вкус.

— Ну да, пасечником будет, наверное.

— Ну, перестань! Вот ты сейчас смеешься, а потом сама убедишься. Увидишь!

Марина устало закатила глаза.

— Лиль… спасибо, конечно. И за обряд, и за пасечника. Но давай я уже пойду к себе? У меня адски болит щека. Я не выспалась. А еще нужно учить эту дурацкую роль на утренник…

Она с трудом поднялась, чувствуя легкое головокружение. Кажется, дым все-таки заполз в мозг.

— Вот увидишь: это сработает! — Лиля как попрыгунчик соскочила со своего места. — И трех дней не пройдет, как ты его встретишь. Может даже завтра в салоне. Мы же пойдем прокалывать тебе уши?

Марина кивнула:

— Конечно. Нужно пустить себе кровь по полной. Щекой ограничиваться не буду.

— Ну прости, меня! Я не знаю, как еще загладить свою вину!

— Ты не виновата. Мне самой нужно было быть внимательнее.

Марина поспешила в прихожую и подхватила с пола брошенную сумку. Сначала она поспит. Лучше встанет завтра пораньше и поучит сценарий.

Лиля выбежала в прихожую, сжимая в одном кулаке ключи, а в другом…

— Вот! — Она протянула Марине бинт, испачканный в крови. — Обязательно сохрани его.

Марина покивала, убедила Лилю, что будет хранить его, как драгоценность, и поскорее выскользнула в подъезд.

— Я почему-то уверена, что завтра мы его обязательно встретим! Повязку постарайся не мочить. Так быстрее заживет. И вообще, вы предназначены друг другу, и он полюбит тебя любой.

Марина ничего не стала отвечать. Пожелала Лиле спокойной ночи и спряталась в тишине своей квартирки. Сначала хотела выбросить окровавленный бинт, но почему-то передумала. Устроила его на комоде возле кровати и тут же забыла.

Конечно же на следующий день никого она не встретила и ни с кем не познакомилась. Поход в салон закончился очередной порцией ноющей боли и сразу пятью проколами в ухе. Боль пульсировала, перетекая из уха в щеку и обратно, и Марине совсем не было дела до того, что нужно обращать внимание на какие-то знаки, о которых, не умолкая, твердила Лилька.

Уже дома, в перерывах между зубрежками роли, она вдруг обратила внимание на клочок белой марли, валяющийся на комоде. Бинт… с ее собственной кровью. Все-таки, нужно выбросить. Или хотя бы убрать с видного места.

Марина внимательнее всмотрелась. Показалось, или кровавые разводы приняли вполне явные очертания медвежьей головы? На языке снова почувствовался до оскомины сладкий привкус меда. Но это точно был медведь! Вот уши, глаза, нос. Даже раззявленная пасть отчетливо угадывалась.

Ерунда какая-то! Забросив бинт в ящик, Марина отправилась в душ. Нужно было лечь раньше. Завтра ей предстоял долгий и сложный день. Бабу Ягу ждали злодейства и двадцать малышей.

ГЛАВА 4. БАБА ЯГА

После того, как прочел письмо отца, в голове что-то перемкнуло, и я решил не возвращаться в старый дом, где жили отец с матерью, а потом Грегор. Я ненавидел его. Так зачем мучить себя этой клеткой?

Я решил сбежать в крепость. Среди руин я чувствовал себя почти свободным. Старый камень, пыль, копившаяся веками, чудом сохранившиеся фрески и вольготно гуляющие сквозняки. Лучше места для берсеркера не найти.

Я чувствовал запах окружившего крепость леса. Свежесть омытой дождем листвы. Влажную мягкую землю. Мокрый камень, повидавший века истории. И чертову карамель. Она была повсюду! Я пытался перебить этот аромат, но он все равно преследовал меня. Цветочная сладость ощущалась везде, куда бы я ни пошел. В каждом гребаном зале, подземелье, даже в камерах пыток.

Я пытался отвлечь себя от почти наркотической потребности вернуться в ратушу и найти ту, которая пахла так, что меня трясло. У меня есть дело. Письмо отца, старые документы и столько материала на флэшке, что на его изучение уйдут месяцы.

Я хотел восстановить крепость. Хуже всего, что это желание появилось из-за НЕЕ. Из-за той, которая пахнет, как самый сладкий из грехов. Я знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет. Знаю, что с каждой минутой во мне крепнет что-то темное, просыпается худшее. Но удержаться невозможно.

Я постоянно думал о ней. Не мог удержаться. Даже когда разбирался в сотне отцовских файлов на заднем фоне в мозгах маячила она.

Хуже всего стало, когда я спустился в подземелья. Хотя неправильно было называть это место именно так. Скорее, подземный этаж для оргий, которые устраивали мои предки. Чтобы никто не видел происходящее и не мог помешать.

Здесь они могли позволить себе быть животными и не бояться, что крики похищенных женщин кто-то услышит. И сами женщины могли не стесняться. Могли свободно кричать во весь голос.