Наследник для Сурового

— Спокойной ночи… — сказала едва слышно и добавила. — Сармат…

Он резко стиснул пальцы в кулаки и едва не встал с дивана, приподнялся и снова опустился.

— Не стоит. Настя. Не стоит… Это лишнее!

— Но почему?! Почему?

Моё сердце затрепетало в груди. Взгляд Сурового пронизывал меня насквозь. Я чувствовала к нему сильное влечение и больше не могла оставаться в стороне.

Я подошла к нему, испытывая сильную дрожь в каждой клеточке тела. Его глаза были полны тёмного, полыхающего огня и я не смогла отвести взгляд.

Я поняла, что не смогу уйти прочь, даже не попытавшись сделать шаг ему навстречу. Суровый был очень закрытым и сложным человеком. Я не знала, по какой причине он держится в стороне. Я просто хотела снова оказаться в его сильных руках и почувствовать себя нужной Ему.

Суровый продолжал сидеть, напряжённым. Я сделала шаг вперёд и сама присела сверху на его колени, быстро и жадно обняла руками за шею.

Это был очень смелый, решительный шаг. Я словно забыла о робости и скромности, почти открыто предлагая себя мужчине.

Ведь именно так и можно было расценить ту позу, в которой мои бёдра были расставлены широко по обеим сторонам его ног.

Тело Сурового отреагировало должным образом. Я зарделась от смущения и облизнула пересохшие губы, не решаясь сделать последний шаг.

Суровый держался отстранённо, если бы не реакция его тела, я бы и не поняла, что ему тоже хочется близости со мной.

— Что ты делаешь, Настя.

Его выдержка была как будто железной, а я дрожала всем телом и прижималась к нему в поисках тепла и ласки.

— Поцелуй меня, Сармат.

Как только я позвала его по имени, он крепко стиснул пальцы на моей талии, прорычав:

— Не смей. Я сказал, как ты должна называть меня, и для чего ты здесь!

— Запрети мне, — попросила я. — Запрети, Сармат.

— Ты нарываешься.

— Накажи… — прошептала, окончательно теряя рассудок.

В следующую секунду его губы алчно, властно впились в мой рот. Он терзал мои губы, исследовал их и порабощал своим давлением, глубоким тараном языка.

Он словно устанавливал на меня свои права и вызывал тягучее, горячее желание во всём теле.

Я слабо простонала ему в рот, позволяя целовать себя и дальше, растворяясь, отдаваясь на его волю.

— Настя…

Суровый произнёс моё имя очень хрипло и низко, с мучительной болью. Я чувствовала, что он на пределе и вот-вот сорвётся.

— Я тебя хочу, — призналась и покраснела.

Он медленно отстранил меня с колен, встав. Брюки не скрывали, как сильно он завёлся во время поцелуя. Суровый сжал пальцы в кулаки и опустил ресницы вниз, скрывая огонь и глубину своего взгляда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Это может плохо кончиться.

— Но нам было хорошо вместе.

— Всего лишь секс. Такой же, как и всегда. Возможно, я для тебя — первый. Но только не наоборот, Настя.

— Я всё понимаю. Я… хочу быть последней. Единственной.

В ответ губы Сурового издевательски дёрнулись вверх, как будто его развеселило моё признание.

— Этого не будет. Мне нужен только ребёнок. Ты не нужна мне.

Его слова отхлестали меня не хуже кнута. Я отшатнулась от мужчины и словно со стороны увидела нас. Он — взрослый, сильный, состоятельный и безумно привлекательный мужчина. Я — мелкая, глупая, влюбчивая девчонка с улицы, вешающаяся ему на шею!

Спотыкаясь, я побрела в сторону лестницы. ничего не видела перед собой и едва держалась на ногах. Как только я доберусь до своей комнаты, упаду на кровать, и больше никогда…

Я повторяла про себя именно это: больше никогда.

Но что я имела в виду? Наверное, всё вместе взятое: любовь, доверие и надежду…

=73=

Суровый

Суровый вёл непростую, жизнь, которую нельзя было назвать правильно и праведной.

Он уже давно не делил дни на хорошие и плохие, на лёгкие и трудные. Будет новый день, и война план покажет: по такому принципу он жил не первый год. Его устраивала такая позиция. Она избавляла от лишних метаний, не позволяла зацикливаться на одной проблеме.

Он всегда шагал вперёд, даже если было больно и трудно. Особенно, если было трудно.

Когда другие уже выдыхались под грузом нерешённых проблем, Суровый упорно разгребал завалы и заставлял себя трудиться. На чистом энтузиазме, на голом адреналине и вызове самому себе.

Он не ровнялся ни на кого. Но смотрел только на себя и пытался перепрыгнуть лишь себя.

Очередной день… Многомиллионный контракт, который никак нельзя было упустить. Множество подковырок и очень сложные переговоры.

Это был обычный день для Сурового. Такой же, как и всегда. Но почему-то сегодня он нервничал больше, чем всегда, потому что машина застряла в пробке и продвигалась по миллиметру, а он… не то чтобы опаздывал. Но хотел приехать в дом как можно скорее, пока не передумал.

Но сомнения уже точили его изнутри, вызывая тысячи вопросов.