Гор выстрелил в воздух. От испуга сердце зашлось и я упала в снег. Видела, как сорвалась с места волчица, и это было самое страшное, что я когда-либо видела. Выстрел её спровоцировал, а не напугал, волчица оказалась бесстрашной, и теперь она с рыком неслась на нас. Ещё выстрел, ещё и ещё. Волчица тоже упала в снег почти напротив меня и заскулила в агонии. Прежде чем провалиться в темноту, я поняла, что плачу о ней.
— Ясмин, — кто-то звал меня, не давая спать, а потом и вовсе натёр снегом лицо.
Резко села и завертела головой. Я в салоне машины Гора, на заднем сидении. Кажется, я потеряла сознание, и он принёс меня в авто. Работал мотор, чтобы нас согрела печка. Я вся промокла и дрожала от холода.
— Где она? — спросила я.
Меня обуревал страх, что она могла выжить и напасть снова. В то же время было очень ее жаль.
— Там, на снегу, — ответил он. — Не бойся, она погибла.
— А щенки?
— Не знаю. Может, их и не было.
— Почему она напала?
— Мы вторглись на ее территорию, орали, светили фарами. А может, и бешеная. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — ответила я и затряслась еще сильнее. — Я хочу домой, переодеться. Я мокрая вся.
— Уверена?
— Да.
— Тогда еще раз попроси меня как на поляне.
Гад такой. В такой момент опять шантаж. Если я не при смерти, то можно снова мной играться! Он приблизил ко мне своё лицо, ожидая поцелуя. Я подчинилась. Повторила то, что делала на улице. Целовала его губы, ласкала их языком, и Гору явно нравилось. После такого жёсткого секса странно видеть, что ему приносят удовольствие мои робкие поцелуи.
— Уговорила, — сказал он, сжимая меня своими огромными ручищами. — Но на этом не всё. Дома я тебя накажу.
Глава 39
Доехали до дома в полном молчании. Меня трясло, но больше от страха и пережитых эмоций, чем от холода. Впрочем, от него тоже. Платье все ещё было сырым.
Под грозным взором Гора я разделась и поднялась в общую спальню. Он все смотрел на меня, словно чего-то ждал. Меня же на мелкие кусочки раздирали эмоции. Я не могла больше держать себя в руках. Скинула с себя мокрое платье и в одном белье села на кровать. Закрыла лицо ладонями и заплакала. О себе, о своем неопределенном будущем, о сестре… О волчице, которая сегодня погибла из-за нашей с Гором перепалки. Я ощущала вину за её нелепую смерть. Если бы я не оскорбила Горского, он бы не повез меня в лес, мы не наткнулись бы на логово волчицы, и она осталась бы жива. Её даже больше жаль, чем себя.
Горский снял свитер и, оставшись в одних брюках, прошёл в ванную. Послышался плеск воды.
— Утрись, — протянул он мне бумажные платки и недовольно добавил. — Ненавижу слёзы.
Пока он набирал ванну и пил виски у окна в точно таком же давящем молчании, я продолжала глотать солёные слезы, всхлипывая на всю комнату. Бумажный платок стал совсем мокрым, и я взяла второй из принесенной Гором пачки.
Когда воды набралось достаточно, Андрей закрутил краны и вернулся ко мне. С секунду разглядывал дрожащую меня, а потом взял на руки и понёс в ванную. Я не стала размышлять, почему он сделал именно так. Возможно, ему стало жаль меня — Горскому жаль? — но всё же. Как ещё назвать эту внезапную и неожиданную заботу? Я ничего не сказала и не сделала в ответ, просто молча обхватила мощную шею руками, чтобы не упасть.
Он донёс меня до ванны и поставил на коврик возле огромного джакузи, наполненного горячей водой с пеной. Мне захотелось погрузиться туда и закрыть глаза, пока тёплая вода нежно обнимает моё тело.
Он повернул меня к себе спиной. Пальцы Андрея легли на мои плечи, а потом заскользили вниз, опуская вниз лямки чёрного бюстгальтера. Затем сам расстегнул замочек и совсем снял его. Горячие ладони сжали мою грудь, а потом отпустили. Мужские пальцы прошлись по соскам и устремились вниз по животу к нижнему белью. Я остро реагировал на его касания. Мне нравится и не нравится… Я сама не понимаю, что чувствую. Его обнажённая мощная грудь касалась моей спины, вызывая жар на щеках. Но для секса я слишком устала и перенервничала. Тем более, скорее всего, это не будет обычный секс, ведь я провинилась. Он снова будет грубым и необузданным. Но почему, когда я вспоминаю эту ночь, то внизу живота становится сладко и тяжело? Да, я очень устала. Неужели Горский этого не понимает? Или ему всё равно? Его руки гладили и мяли моё тело с очевидным желанием.
Подцепил резинку трусиков и опустил их вниз, а я послушно высвободила из них ноги. Взял под руку и сказал негромко:
— Садись. Тебе нужно согреться.