Ни на какие тайные собрания меня больше не звали. Правда во вторник, на следующий день после встречи с Белозёрскими, позвонил Дуплов, спросил, согласен ли я баллотироваться в канцлеры на будущий год, и я ответил утвердительно. Рассудил, что если уж судьба даёт возможность, надо воспользоваться. А ровно через неделю тоже во вторник мне позвонил капитан Матвей Оболенский, попросил встретиться с ним. Звонка его я ждал меньше всего. Капитан ничего конкретного не сказал, но я подозревал, что речь каким-то образом коснётся спецотряда.
С Матвеем мы встретились в квартире в центре города. Она была поменьше той, куда меня возили раньше и выглядела вполне жилой, а не так, как будто на продажу выставлена. Когда приехал, меня уже ждали Матвей и Мария. Мария, как всегда, была в своём деловом костюме, а Матвей — в офицерской форме.
— Как жизнь, как служба, как здоровье? — спросил я, пожимая его руку.
— Пошаливает здоровье после того случая, — признался капитан. — Близость серой зоны не прошла бесследно. Да и у всех, кто там был, проблемы.
— Печально. Но вы, смотрю, не ушли ведь со службы.
— Пока силы есть. Энергия спасает. Но, кажется, придётся отправиться в отставку раньше времени. Да вы проходите, присаживайтесь, — предложил капитан, мы прошли в зал и устроились за столом.
Наверное час мы разговаривали про наших ребят из отделения. Здоровье начало пошаливать у всех, из-за этого всем пришлось покинуть спецотряд. Больше всех Паше Жирнову, который вступил в непосредственный контакт с серым существом. У Паши нашли рак, теперь он лечился в Турции — семья отправила.
Мария всё это время терпеливо сидела в кресле и слушала нас.
— Хорошо, что вам есть, о чём вспомнить, — наконец не выдержала она, — но у нас, Артём, к тебе дело. Если не против, давай я озвучу его.
Я сказал, что весь во внимании и приготовился слушать. Догадки, почему Оболенские решили со мной встретиться, подтвердились.
— В ближайшее время особая дружина примет участие в операции близ франкфуртской зоны, — сказала Мария. — Помнишь, я говорила, что твоя помощь может понадобится? Так вот, время пришло. Мы бы очень хотели, чтобы ты тоже поехал туда.
— Предлагаю вам подписать контракт на месяц, — добавил капитан. — Никаких горячих точек, разумеется. Теперь наша война будет на другом фронте, внутреннем, я бы сказал.
Мы пообщались на эту тему. Оказалось, что пока я занимался тут своими делами, ситуация в стране продолжала накаляться. ГСБ разработала операцию по аресту ряда чиновников, поддерживающих Голицыных и Вельяминовых. На многих были заведены дела, в том числе на убийц моего отца, хотя их личности пока не разглашались. Основные обвинения Голицыным собирались выдвинуть за деятельность в серой зоне.
— А мы-то что будем делать? — спросил я.
— Деталей операции пока неизвестно, — сказал капитан. — Предположительно в следующем месяце придётся вылететь в Гессен. Туда отправятся только проверенные и опытные бойцы.
— Как-то всё слишком туманно, — выразил я сомнения.
— Операция засекречена, — сказала Мария. — Это для твоей же безопасности. Даже если план сорвётся, ты останешься чист, ведь ты просто подпишешь контракт, что не является преступлением.
— Хотелось бы всё-таки знать, в чём участвую.
— Мы с тобой говорили на эту тему, — напомнила Мария.
— Захват лабораторий?
— Вполне вероятно. План пока в разработке.
— Понятно всё с вами. Но пока точного ответа дать не могу. Подумать надо.
Брови Марии приподнялись от удивления:
— Помнится, во время последней нашей встречи ты выразил желание помочь. Речь идёт о том, чтобы остановить Голицыных, забыл?
— Да, но я должен подумать, — повторил я.
— Ладно, подумай, — согласилась Мария. — До октября есть время. Через недельку позвоню.
На том и сошлись.
Меня обуревали внутренние противоречия. Конечно, я дал добро на выдвижение моей кандидатуры в канцлеры, но в этом ничего незаконного не было. Если же соглашусь участвовать в операции в серой зоне, то вступлю на очень тонкий лёд. И не то, чтобы я боялся угроз Голицына, просто его слова сделали главное: посеяли сомнения в правильности своего пути. Меня затягивали всё глубже и глубже, всё крепче и крепче я связывал себя с людьми, которые нашими оппонентами воспринимаются, как враги государства. Поэтому и сомневался. Стоит ли участвовать в разборках, которые по большому счёту, моей семьи никак не касаются? Если Голицыны действительно виновны, то им предъявят обвинения и будут судить.
Одно меня пока убеждало участвовать в грядущих событиях: создание Голицыными серых зон. Это было преступление не против государства — против человечества. А значит, на каждом из нас лежит долг остановить их.
Выехав со двора дома, я набрал номер Иры.
— У тебя уже закончился сеанс? — спросил я. — Я в городе. Могу подвезти.
— Круто! А мы только закончили. Да, конечно, я подожду тебя на улице.