Наследник фараона

— Ты знаешь, что я одинок, твои глаза говорят мне, что ты тоже одинока. Я обдумал слова, которые ты однажды сказала мне, и верю, что иногда ложь может быть слаще правды для одинокого человека, чья первая весна миновала. Мне хотелось бы, чтобы ты носила такое же новое летнее платье, как те, о которых ты говорила, ибо ты хорошо сложена, у тебя длинные нош, и я думаю, что тебе нечего стыдиться твоего живота, если я пройдусь с тобой по улице Рамс.

На этот раз она не оттолкнула мою руку, но нежно сжала ее и ответила:

— Может быть, я сделаю гак, как ты предлагаешь. Когда я оказался на душной вечерней улице, ее обещание уже не радовало меня, скорее я исполнился грусти. Издали с реки доносились одинокие звуки тростниковой свирели.

На следующий день Хоремхеб вернулся в Фивы и вместе с ним войска. Но, чтобы рассказать об этом и обо всем, что еще произошло, я должен начать новую книгу. Все же мне следует сначала упомянуть, что за время моей практики мне дважды представился случай вскрывать черепа; один из пациентов был важной персоной, вторая была бедная женщина, которая считала себя великой царицей Хатшепсут. Оба выздоровели и были излечены, хотя полагаю, что старуха была счастливее, когда мнила себя царицей, чем тогда, когда к ней вернулся рассудок.

Книга X Небесный город

1

Летний зной был в самом разгаре, когда Хоремхеб вернулся из земли Куш. Ласточки надолго скрылись в речном иле; вода в городских водоемах зацвела, а саранча и вредители нападали на посевы. Но в Фивах сады богачей зеленели, были прохладны и роскошны, и по обеим сторонам улицы Рамс расцветали цветы, яркие, как радуга. Только бедняки нуждались в воде, и их скудная пища была загрязнена пылью, которая оседала повсюду, покрывая пленкой листья акаций и сикоморов в тех частях города, где они росли. К югу, на дальнем берегу, золотой дворец фараона с его стенами и садами возникал сквозь дымку зноя в голубом неясном сиянии, как сон. Хотя самое жаркое время уже наступило, фараон не уехал в свой летний дворец в Нижнем Царстве, а остался в Фивах. Поэтому каждый знал: что-то должно произойти. Как небо темнеет перед песчаной бурей, так и сердца людей были омрачены страхом.

Никто не удивился, увидев, как солдаты входили на рассвете в Фивы по всем южным дорогам. С запыленными щитами, блестящими медными наконечниками копий и натянутыми луками черные отряды шли маршем вдоль улиц и удивленно озирались по сторонам; белки глаз сверкали на их потных лицах. Они шли под своими варварскими знаменами в пустые казармы, где на кухне скоро вспыхнул огонь и были накалены камни, чтобы вложить их в большие глиняные котлы. Между тем корабли в заливе стояли на якоре у причала, а колесницы и кони командиров с плюмажами были высажены с судов на берег. Не было видно египтян среди этих отрядов, которые большей частью состояли из нубийцев с юга и шарданов из северо-западной пустыни. Они заняли город; сторожевые огни были зажжены на углах улиц, и река была перекрыта. Постепенно в течение дня прекратилась работа в мастерских и на мельницах, в конторах и пакгаузах. Торговцы уносили с улицы свой товар и запирали ставни на засовы, а владельцы таверн и увеселительных заведений спешили нанять сильных парней с дубинками, чтобы охранять свои владения. Люди одевались в белое и устремлялись из всех кварталов города к великому храму Амона, пока его дворцы не заполнились так, что многие собравшиеся остались за стенами.

Между тем пронесся слух, что ночью храм Амона был осквернен. Разлагающийся труп собаки был брошен на алтарь, а сторожа нашли с перерезанным горлом. Слыша это, люди со страхом косились друг на друга, но многие не могли сдержать тайного ликования.

— Почисть свои инструменты, господин, — мрачно сказал Капта. — Думаю, что до наступления ночи тебе придется много поработать. Если не ошибаюсь, тебе придется также вскрывать и черепа.

Однако до вечера не произошло ничего заслуживающего внимания, только несколько пьяных нубийцев ограбили магазины и изнасиловали двух женщин. Стражники схватили их и выпороли на виду у людей, что принесло мало утешения как купцам, так и женщинам. Услышав, что Хоремхеб находится на борту флагмана, я пошел в порт, хотя и не надеялся поговорить с ним. Стражник равнодушно выслушал меня и пошел доложить о моем приходе, а затем, к моему удивлению, вернулся и позвал меня в капитанскую каюту. Так я впервые ступил на военный корабль и оглядывался вокруг с большим любопытством; все же лишь оружием и большей численностью команды отличался он от прочих кораблей, поскольку купцы тоже украшали нос корабля и раскрашивали паруса.

Так вновь я встретился с Хорсмхебом. Он показался мне выше и гораздо осанистее, чем прежде; он был широкоплеч и мускулист. Но у него на лице появились морщинки, а усталые глаза были налиты кровью. Я низко склонился перед ним, вытянув руки вперед.

Он воскликнул с горьким смехом:

— Смотрите, это Синухе, Сын Дикого Осла! Поистине ты явился в благоприятный час!