— Ты говоришь глупости, ибо хетты верны своим друзьям, но для своих врагов они ужасны. Но я не связан с ними никаким договором, хотя они и послали мне богатые дары и блестящие нагрудники, я волен заключить сепаратный мир. Я люблю мир больше, чем войну, и сражаюсь для того, чтобы добиться почетного мира. Я примирюсь с фараоном, если он вернет Газу, которую вероломно забрал у меня, и если разоружит разбойничьи шайки в пустыне и возместит зерном, маслом и золотом ущерб, который понесли разоренные им сирийские города, пострадавшие от войны. Как ты знаешь, один Египет нужно считать виновником этой войны.
Он нагло уставился на меня и улыбался, прикрыв рот рукой, но я горячо возразил:
— Азиру, ты бандит, ты похититель скота, ты палач невинных младенцев! Разве ты не знаешь, что в каждой кузнице по всему Нижнему Царству куют наконечники копий, а у Хоремхеба уже больше колесниц, чем блох в твоей постели? И эти блохи сильно покусают тебя, едва созреет жатва. Этот Хоремхеб, чья слава известна тебе, плюнул мне на ноги, когда я заговорил с ним о мире. А фараон во имя своего бога желает мира больше, чем кровопролития. Даю тебе последнюю возможность, Азиру. Египет удержит Газу, и ты должен сам разогнать свои шайки в пустыне, ибо Египет никоим образом не отвечает за эти дела. Только твоя жестокость вынудила этих сирийцев бежать в пустыню и вооружиться там против тебя. Кроме того, ты должен освободить всех пленных египтян, возместить египетским торговцам убытки, понесенные ими в городах Сирии, и вернуть им их собственность.
Азиру рвал на себе одежду и бороду и возмущенно вопил:
— Может, тебя укусила бешеная собака, Синухе, раз ты так бредишь? Газу надо уступить Сирии, египетские торговцы сами виноваты в своих потерях, а пленных продадут как рабов — согласно обычаю. Никто не мешает фараону купить им свободу, если у него достанет для этого золота.
Я сказал ему:
— Заключив мир, ты построишь высокие башни в своих городах, и тебе больше не придется бояться хеттов, а Египет поддержит тебя. Купцы в этих городах разбогатеют, если смогут торговать с Египтом, не платя пошлины, а хетты, у которых нет мореходства, не помешают твоей торговле. Все преимущества будут на твоей стороне, Азиру, если ты заключишь мир. Условия фараона умеренны, и я не могу пойти ни на какие уступки.
Мы спорили день за днем, и много раз Азиру рвал на себе одежду и посыпал голову пеплом, называл себя бесстыжим разбойником и оплакивал судьбу своего сына, который, конечно, умрет в канаве, обобранный Египтом. Как-то раз я даже оставил его шатер и послал за носилками и эскортом до Газы. Азиру вернул меня, когда я уже ступил в носилки. Вообще-то будучи сирийцем, он, очевидно, наслаждался этой торговлей и, когда я делал какие-то уступки, думал, что обошел меня. Он ни разу не заподозрил, что фараон наказал мне купить мир любой ценой, вплоть до разорения Египта.
Таким образом, я сохранял уверенность в себе и своими переговорами добился условий, очень выгодных для фараона. Время работало на меня, ибо междоусобица в лагере Азиру разрасталась. Каждый день все больше людей разъезжалось по своим городам, и он не мог помешать им, ибо его власть была еще недостаточно прочна.
Как-то ночью в его шатер вошли двое убийц и ранили его ножом, но не смертельно. Он убил одного, а его маленький сын проснулся и вонзил свой короткий меч в спину другого, так что тот также умер. На следующий день Азиру вызвал меня в свой шатер и с бранью предъявил мне такие обвинения, что до смерти напутал меня. Впоследствии мы пришли к окончательному решению. От имени фараона я заключил мир с ним и со всеми городами Сирии. Газа оставалась Египту, Азиру было предоставлено разгромить вольные отряды, а за фараоном сохранялось право купить свободу пленным египтянам и рабам. На этих условиях мы составили договор о вечной дружбе между Египтом и Сирией. Он был записан на глиняных табличках и скреплен именами тысячи богов Сирии и тысячи богов Египта, а также именем Атона. Азиру страшно ругался, прикладывая к табличкам свою печать, а я тоже рвал на себе одежду и плакал, ставя на них свою египетскую печать. Но в глубине души мы оба были очень довольны. Азиру дал мне много подарков, и я тоже обещал много послать ему, его жене и сыну с первым же кораблем, который отплывет из Египта после мирного соглашения.
Мы расстались в полном согласии; Азиру даже обнимал меня и называл своим другом. Я поднял его красивого мальчика, похвалил его за доблесть и прикоснулся губами к его розовым щечкам. Однако и Азиру, и я знали, что договор, заключенный нами навечно, не стоил глины, на которой был написан. Он заключил мир потому, что его принудили к этому, а Египет потому, что так желал фараон. Наш мир висел в воздухе, подвластный всем ветрам, поскольку все зависело от того, в каком направлении хетты двинутся от Митанни, от стойкости Вавилона и от военных кораблей Крита, охранявших морскую торговлю.