Наследник фараона

Он взял накидку и ушел, размахивая ею над головой и смеясь от радости. А я отправился в Обитель Смерти, прикрытый только набедренной повязкой, как раб или погонщик мулов, чтобы помогать мойщикам трупов тридцать дней и ночей.

4

Как врач я полагал, что уже перевидал все виды смерти и страдания и сделался бесчувственным к отвратительным запахам, к лечению нарывов и гноящихся ран. Начав служить в Обители Смерти, я понял, что я дитя и ничего не знаю. Бедняки действительно доставляли нам мало хлопот. Они спокойно лежали в своих ваннах в резком запахе соли и щелока, и я скоро научился управляться с крюком, при помощи которого их передвигали. Но тела тех, кто был зажиточнее, требовали более сложной обработки, и, чтобы промыл, внутренности и разложить их по кувшинам, нужна была крепкая закалка. Еще больше надо было очерстветь для того, чтобы быть свидетелем того, как Амон обирает мертвых — куда больше, чем живых. Цена бальзамирования колебалась соответственно применяемым средствам, и бальзамировщики лгали родственникам мертвых, требуя платы за множество дорогих масел, специальных мазей и консервирующих средств, которые, по их клятвенным заверениям, они применяли, хотя все сводилось к одному и тому же кунжутному маслу. Только тела выдающихся людей бальзамировали по всем правилам искусства. Прочих же наполняли едким маслом, которое разъедало внутренности, потом полости набивали тростником, пропитанным смолой. Для бедных не делали даже этого; вытащив их из ванны на тридцатый день, им давали просохнуть и затем вручали их родственникам.

За Обителью Смерти надзирали жрецы. Тем не менее те, кто мыл и бальзамировал тела, крали все, что попадалось под руку, и считали это своим правом. Только про́клятые богами или беглые преступники брались за такую работу, как мытье трупов, и их можно было издалека распознать по запаху соли, щелока и трупов, неотделимого от их ремесла, так что люди избегали их и не допускали в винные лавки и в увеселительные заведения.

С тех пор, как я отважился работать среди них, мойщики трупов считали меня своим и ничего не скрывали от меня. Если бы я не был свидетелем еще худшего, я бы убежал в ужасе от того, как они оскверняли тела даже самых выдающихся людей, увеча их, чтобы продать колдунам нужные им органы. Если только существует Западная Страна, на что я очень надеюсь ради моих родителей, то, наверное, многие покойники удивятся своему калечеству, когда отправятся в последнее путешествие, ведь они внесли в храм немалые деньги за собственное погребение.

Но самая большая радость бывала в Обители Смерти, когда приносили тело молодой женщины, неважно, была ли она хороша собой или нет. Ее не бросали сразу же в ванну, а держали всю ночь для утехи мойщиков трупов, которые ссорились и бросали жребий, кому первому она достанется. К этим людям питали такое отвращение, что даже самые жалкие проститутки отвергали их, не соблазняясь их золотом. Даже негритянки не подпускали их к себе и страшно их боялись.

Если кто-то поступал в Обитель Смерти на должность мойщика трупов, он очень редко оставлял свое место из-за омерзения, которое окружающие питали к его касте, и всю жизнь жил среди трупов. В первые дни моего пребывания там мне казалось, что все они прокляты богом, и их разговоры, когда они насмехались над трупами и оскверняли их, оскорбляли мой слух. Позднее я обнаружил, что даже среди них были искусные мастера, которые считали свое ремесло очень почетным, относились к нему как к самому важному из ремесел, и у лучших из них оно было наследственным. Все они специализировались в какой-нибудь области, как врачи в Обители Жизни, так что один всегда занимался головой, другой — животом, третий — сердцем, четвертый — легкими, пока каждая часть тела не была подготовлена к вечной сохранности.

Был среди них один пожилой человек по имени Рамос, чья работа была самой трудной из всех: ему приходилось отделять мозг и вытаскивать его пинцетом через нос, а затем полоскать череп в очистительных маслах. Он с удивлением отметил ловкость моих рук и начал обучать меня, так что к тому времени, как я отбыл полсрока моей службы в Обители Смерти, он сделал меня своим помощником и моя жизнь стала более сносной. Я помогал ему в его работе, самой чистой и наиболее почетной в этом месте, и его влияние было так велико, что другие не смели больше запугивать меня и бросать в меня кишки и отбросы. Не знаю, каким образом он приобрел такую власть, ибо он никогда не повышал голоса.