— Попрошу соблюдать тишину, — проговорил господин Зиммер, обвёл всех тяжёлым взглядом, сломал печать и вытащил из конверта сложенный вдвое листок с коротким рукописным текстом, подписями и печатями. — Как вы видите, завещание весьма лаконичное. Итак, приступим… — в гостиной воцарилась звенящая от напряжения тишину, которую через паузу разорвал голос душеприказчика: — Я, Игорь Петрович Лебедев, рождённый пятого мая одна тысяча восемьсот пятьдесят первого года в городе Петрограде, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение. Все мои земли, которые ко дню моей смерти окажутся мне принадлежащими, я завещаю своему единокровному брату Ивану Петровичу Лебедеву. А в случае, ежели названный мной наследник умрёт до оглашения завещания или одновременно со мной, не примет наследство или откажется от него, тогда я завещаю эти земли своему племяннику Василию Ивановичу Лебедеву, — проговорил Генрих Карлович и взял паузу, дабы перевести дух. А я мельком глянул на лица наследников. Иван Петрович выглядел довольным, Васька тоже улыбался, а вот Поль хмурил брови. Наверняка мелкого эгоиста задело то, что усопший не вписал его имя в завещание. Правда, оно ещё может прозвучать дальше. Господин Зиммер кашлянул в кулак и продолжил чтение: — Что же касается моего особняка, находящегося в городе Петрограде по улице маршала Андреева сорок три, то он со всем находящимся на его территории имуществом должен отойти моему племяннику Никите Ивановичу Лебедеву. Текст завещания записан нотариусом с моих слов и до его подписания прочитан лично в присутствии нотариуса. Настоящее завещание составлено в двух экземплярах, каждый из которых собственноручно подписан завещателем. Один экземпляр завещания хранится в делах нотариуса города Петрограда Карбаума Т.Р., а другой экземпляр был выдан завещателю Лебедеву И.П.
Окончание завещания господин Зиммер прочитал в гробовой тишине, а затем Ивана Петровича прорвало. Он вскочил с кресла и заорал, прожигая меня яростным взглядом:
— Ничего ты не получишь, ублюдок! Ты не Лебедев! Шиш тебе на постном масле, а не особняк моего брата!
— Мне думается, что воля покойного вполне ясна, — спокойно сказал я, хотя внутри меня бушевал вулкан эмоций. И я даже не мог сообразить, как мне себя вести. Да, усопший и правда завещал особняк как бы мне, но в то же время я не тот, кем он меня считал. Так есть ли у меня право на то, чтобы получить наследство? Да-а, запутанная ситуация. Но запутанной, видимо, она была лишь для меня. А вот Романова видела её вполне однозначно. Она обрадованно сверкнула глазами, будто только и ждала чего-то подобного, дабы поучаствовать в скандале, потому сразу же взяла с места в карьер.
— Сударь Лебедев! Попридержите язык! Вы разговариваете с хозяином этого дома!
— Молчи, женщина! — рыкнул на неё взбесившийся Иван Петрович, который покрылся нездоровыми красными пятнами и хрипел точно умирающий бык.
— Дорогой, дорогой! Успокойся! — схватила его за руку мачеха, перепугано глядя на оторопевшую Романову.
— Папенька, давай уйдёт, — заголосил Васька, подскочив к отцу. — Мы, конечно же, так дело не оставим! Будем судиться, но сейчас нам надо уйти!
— В Ад вы уйдёте, когда всё дворянское общество Петрограда узнает о недостойном поведении этого… даже не могу назвать вас сударем, — яростно отбарабанила Елизавета, уничижительно глядя на старшего Лебедева. — Вы не дворянин! А самый настоящий грубый, неотёсанный мужлан. Вам не в шелках ходить надо, а лес валить в Сибири!
— Да что ты себе позволяешь, девчонка?! — взревел Иван Петрович, окончательно выйдя из себя. Его напитанный гневом язык значительно опережал работу крошечного мозга, иначе бы он давно заткнул пасть и молча вышел вон, а не сопротивлялся Ваське и мачехе, которые пытались вытащить его из комнаты. Я же, глядя на эту сцену, молча взял хрустальный графин, налил воды в стакан и опорожнил его, а потом вопросительно приподнял бровь и показал графин шокированному душеприказчику. Мол, будешь? Тот отрицательно покачал головой.
Тогда я пожал плечами, потянул за руку раскрасневшуюся Романову и громко сказал:
— Лебедевы, вы же дворяне, а ведёте себя как собаки! Где ваше воспитание? Честь? Сударь Зиммер вон уже не верит в то, что вы можете быть родственниками усопшего!
— Тебе ли говорить о чести! — завопил Лебедев, тараща глаза.
— А почему бы и нет? Или вы можете уличить меня в бесчестном поступке?
— Да ты… ты… — задохнулся от бешенства мужчина и на эмоциях оттолкнул от себя жену. Та всплеснула руками и повалилась на пол, сильно ударившись затылком. Тут же из её глаз брызнули слёзы, и они слегка отрезвили Лебеда.
Он неуклюже бросился к жене, грузно упал на колени и стал тараторить:
— Дорогая, дорогая, прости меня. Я не хотел… Просто этот ублюдок вывел меня из себя. Дорогая, тебе больно? Я сейчас же отвезу тебя к лекарю. Васька, не стой столбом! Помоги мне поднять жену. А ты, Поль, быстро беги к шоферу. Пущай заводит автомобиль. А ты… — взгляд Ивана Петровича вперился в меня.
—… А я, наверное, иду к чёрту? Или скажите что-то про суд? Встретимся в суде?