Наследник фортуны

— Вот! Вот, Никита! Вот она жизнь! Чувствуешь её! Она бьётся в кончиках пальцев, горит в груди! Кха… кха… — откашлявшись, он отчеканил, точно гвозди забивал: — И пусть она порой колотит нас и душит, и может в морду сгоряча, но ты терпи и не сдавайся. Наступит свет и будет… будет… Демоны, рифма не идёт.

— Пошли, Пушкин. Или Казанова? — ехидно проронил я и помог ему подняться на ноги.

— Моя фамилия Кондратьев, — просипел он, двинувшись рядом со мной. — Или ты запамятовал? По голове шибко прилетело?

— Нет, не прилетело, — хмуро выдал я, вспомнив, что в этом мире не было персонажей, имеющихся в моём. — И длинный у тебя хвост из спорченных девушек? И скольких из них ты «любил»? Всех?

— Но-но-но! — запротестовал парень, возмущённо глянув на меня. — Никита, ты не путай плотские утехи и любовь. Душа требует любви, а бренная плоть — утех. Вот, погляди сам. Ежели неделю держать плоть в чёрном теле, то что же тогда выйдет? А я тебе сейчас поведаю что. Зверь выйдет похотливый, который будет на всех дам без разбора смотреть, как на дичь. А дворянин себе такого позволить не может. Потому-то и надо иногда тешить плоть, иначе она возьмет верх! Конечно же, утехами надо заниматься с согласия дамы, пусть она даже из простых. И вот как раз дочери этого купчишки были не против. И я им ничего не обещал, так что совесть моя чиста. А вот ежели имелась бы у меня жена, то тогда бы я и на пушечный выстрел не подошёл к другой даме. Так-то!

— Значит, пока ты не добьёшься руки Ядвиги Робертовны, будешь тешить плоть с податливыми горожанками?

— Из твоих уст это звучит, как обвинение, словно я делаю что-то плохое. Ты мне аж папеньку напомнил. Земля ему пухом. Он до самой кончины нотации мне читал. Небось и сейчас, поглядывает на меня сверху и головой осуждающе качает… хотя нет, снизу. Его в Рай даже по большой протекции не пустят. Поздно он одумался. Явно не успел замолить все грехи.

— Нет, я тебя не обвиняю. У каждого своя жизнь и своя логика, — пожал я плечами, глянул на с шумом пронёсшийся по лужам автомобиль и сменил тему: — А ты город хорошо знаешь?

— Лучше многих, — буркнул Кондратьев и взъерошил мокрые волосы. Из них на тротуар упал небольшой осколок блюдца и рыбий плавник. Боевые трофеи…

— А ты знаешь, где Богословское кладбище?

— Это то, где не шибко знатных хоронят, да за оградой находят своё последнее пристанище самоубийцы из числа дворян?

— Оно самое. Так вот нет ли рядом с этим кладбищем цыган? Может, живут они там где-то? Или жили три года назад?

— Навроде табор недалече стоял, да только нынче его уже там точно нет. Я года два тому слышал о нём, но могу и путать. Позволь узнать, с какой целью ты интересуешься цыганами? Украли чего?

— Да мне кто-то говорил, что недалеко от этого кладбища цыганка жила, которая судьбу как по писанному предсказывала. Вот хотел к ней наведаться.

— Сказки! Все они мошенницы. Соврут недорого возьмут. А ежели шибко крепкая окажется, то, как глянет на тебя своими гипнотическими глазищами, так вмиг сам портки ей последние отдашь и уйдёшь, пардон, сверкая голым задом.

— Твоя правда. Но уж больно мне охота с ней перемолвиться.

— Хм… — хмыкнул парень, остановился на оживлённом перекрёстке и задумчиво нахмурил лоб. Народ брезгливо косился на грязного Рыжика, а тому всё было по хрену. Он покумекал немного и решительно произнёс: — Ты мне сегодня помог, из лап этого торгаша выдрал. Значит, должок за мной есть. Я попробую помочь тебе найти эту особу. Попрошу пару шустрых знакомцев разузнать о ней. Имечко-то имеется у этой цыганки?

— Имя не знаю, но есть приметы… — жарко выдохнул я и описал женщину из прошлого Никитоса.

— Хорошо. Сделаю что смогу. Но могут потребоваться монеты. Сколько — скажу позже. Пока сам не ведаю.

— Благодарю.

— Пока не за что, — проронил дворянин, глянул в одну сторону улицы, потом в другую и спросил: — Ты сейчас куда направишься?

— Наверное, к Лурье.

— Тогда до встречи в «Де Бержераке».

Мы попрощались, после чего парень зашагал вдоль шеренги домов, густо испятнанных плесенью, словно несвежий мертвец трупными пятнами.

Кажись, мне с Рыжиком реально повезло. Пусть он и бабник, и поэт — посредственный, но в качестве помощника вполне может сгодиться.

Я расплылся в довольной усмешке комбинатора, а затем поймал извозчика. И следующие пару часов занимался своим гардеробом. Сперва посетил мастерскую Лурье, где прикупил фрак, брюки, белую сорочку, галстук, жилетку и цилиндр. А потом, уже в другой лавке, приобрёл лакированные штиблеты и «на закуску» взял карманные серебряные часы-луковица. В общем, приоделся по последней моде, спустив аж шестьдесят рублей! Охренеть!

Прибарахлившись, отправился домой в карете извозчика, поглядывая сквозь окно на чёрные тучи. Они так никуда и не ушли. Дрейфовали по тёмному небу, из-за чего город продолжал выглядеть так, будто сошёл с негатива. Серый, блёклый, суицидальный.