— Это объясненіе не удовлетворитъ вашего опекуна. Онъ желаетъ знать, не издержали ли вы этой суммы на кредитъ?
— Какое же ему еще доказательство нужно, если я далъ ему честное слово, что деньги мною не истрачены.
— Мистеръ Эдмонстонъ не сомнвается въ вагей чести, — началъ было Филиппъ.
Но въ эту минуту глаза Гэя сверкнули бшенствомъ; ему показалось, что въ голос Филиппа слышалась фраза: «Хотя самъ я еще не увренъ, что это нравда», и Гэй сдлалъ страшное усиліе надъ собой, чтобы не броситься на своего врага.
— Мистеръ Эдмонстонъ, — повторилъ Филиппъ, — вритъ вамъ, но на вашемъ мст каждый поспшилъ бы представить ему письменный отчетъ, куда угютреблена вся сумма, чтобы убдить его въ истин своихъ показаній.
— Но я вдь давно сказалъ, что я связанъ честнымъ словомъ, и обязанъ хранить это дло въ тайн, возразилъ Гэй.
— Очень жаль! замтилъ Филиппъ. — Если дйствительно вы не имете права оправдаться словесно, все, что я могу вамъ посовтовать — это то, чтобы вы представили ему свою расходную книгу, пусть онъ убдится по крайней мр, что у васъ долговъ нтъ.
Гэй въ жизнь свою не имлъ расходной книги и ему въ голову не приходила мысль, чтобы нашелся человкъ, имющій право требовать у него отчета въ его собственныхъ деньгахъ. Онъ искусалъ себ губы до крови и ничего не отвтилъ.
— Значитъ, вопросъ о тысяч фунтахъ уже поконченъ. Вы отказываетесь отдать въ нихъ отчетъ? началъ снова Филиппъ.
— Да, отказываюсь. Если моему честному слову не врятъ, мн нечего больше говорить. Но растолкуйте вы мн вотъ что, кто наклеветалъ на мена опекуну, будто я играю? спросилъ вдругъ Гэй. — Если вы мн дйствительно желали помочь, представьте мн факты, обвиняющіе меня.
— Извольте: дяд извстно, что вы выдали чэкъ на свое имя, засвидтельствованный мистеромъ Эдмонстономъ одному извстному игроку.
— Это правда! отвчалъ Гэй очень спокойно.
— А между тмъ, вы увряете насъ, что не играли ни въ карты, ни на бильярд, ни даже пари не держали?
— Да, я не игралъ и пари не держалъ, — повторилъ Гэй.
— Чей же вы долгъ заплатили?
— Не могу сказать, хотя знаю, что это обстоятельство говоритъ противъ меня. Я прежде думалъ, что моего честнаго слова достаточно, чтобы убдить опекуна, что я говорю правду, онъ не вритъ, мн ничего больше не остается длать какъ молчать.
— И такъ, со всмъ вашимъ желаніемъ быть откровеннымъ и ничего не скрывать, вы окружаете себя тайнами. Скажите же, какъ прикажете намъ дйствовать?
— Какъ знаете, — гордо отвчалъ Гэй. Филиппъ привыкъ подчинять каждаго своей вол; его невозмутимое хладнокровіе принуждало не разъ самого Чарльза, этого вспыльчлваго, нервнаго больнаго, класть оружіе передъ желзнымъ характеромъ капйтана Морвиля. Но съ Гэемъ онъ сладить не могъ, они были почти одинакихъ свойствъ: полная независимость убжденій и непреклонная воля отличали обоихъ Морвилей.
— Вы объявили свой ультиматумъ, — сказалъ наконецъ Филиппъ: — вы не доврили намъ своей тайны, отказывались дать ясное показаніе; посл этого прошу же не обвинять и насъ въ подозрительности. Какъ родственникъ вашъ и какъ уполномоченный вашего опекуна, я немедленно начну длать слдствіе. Здсь же, въ университег я соберу всевозможныя справки на счетъ вашего поведенія и образа жизни. Надюсь, что дурнаго ничего не услышу.
— Пожалуйста, не стсняйтесь, длайте, какъ знаете, — отвчалъ Гэй съ достоинствомъ и гордо улыбнулся.
Досадно стало Филиппу; но, желая это скрыть, онъ всталъ и, поклонившись Гэю, сказалъ:
— Прощайте! очень жаль, что я не съумлъ убдить васъ дйствовать благоразумне.
— Прощайте! отвчалъ тмъ же тономъ Гэй.
Они разстались, не подвинувъ ни на шагъ своего дла. Филиппъ вернулся къ себ въ гостиницу, искренно досадуя на гордость и настойчивость Рэдклифскаго Морвиля, котораго даже страхъ слдствія не могъ переломить.
На слдующее утро, не усплъ онъ ссть за завтракъ, какъ дверь отворилась и вошелъ Гэй, блдный, разстроенный, точно цлую ночь не спалъ.
— Филиппъ, — сказалъ онъ своимъ обычнымъ, привтливымъ голосомъ: — мы вчера съ вами очень холодно разстались, а между тмъ я знаю, что вы желаете мн добра.
— Ага! подумалъ Филиппъ:- слдствіе-то видно образумило его. И отлично, — отвчалъ онъ громко, — врно утромъ вещи кажутся вамъ въ другомъ свт. Не хотите ли позавтракать, Гэй?
Гэй отказался, сказавъ, что дома завтракалъ.
— Ну, что-жъ вы мн скажете новенькаго на счетъ вчерашняго нашего разговора? спросилъ Филиппъ.
— Ничего. Я пришелъ повторить вамъ, что я невиненъ, и что я буду ждать, чтобы время меня оправдало. Я для того только пришелъ, чтобы проститься съ вами по дружески.
— Заране отвчаю, что для васъ я всегда былъ и буду врнымъ другомъ, — сказалъ Филиппъ, ударяя на слово врный.
— Я пришелъ сюда не для объясненій, — отвтилъ Гэй: — и потому лучше мн молчать. Если вамъ нужно будетъ меня видть, можете придти ко мн. Прощайте!
— Оригиналъ! подумалъ Филиппъ:- я его понять не могу!