Наследник императора

– Кто выбрал это место для лагеря? – внезапно воскликнул Лонгин, оглядывая западную стену укреплений. Резко повернулся к Приску. – Что скажешь, центурион?

– Нельзя было ставить лагерь так близко к берегу горной реки. Ворота выходят прямиком на мост, это удобно, конечно, но опасно – на случай паводка. Когда-нибудь половину лагеря попросту смоет…

Приску вообще не нравилась планировка Бумбешти: принципию, к примеру, построили не в центре лагеря, а у самых Преторских ворот, чуть ли не вплотную к башням, на фундамент которых пошел камень с реки, скрепленный известью.

– Не бойся, до весны мы здесь не задержимся! – хмыкнул Лонгин. – Зато Анний встречает нас по-царски.

Тут Лонгин не ошибся: в принципии для легата и его спутников устроили настоящий пир. Вино, оленина, колбасы, каша по местному рецепту, соленая рыба нежнейшая – за такую в Риме отвалили бы целое состояние. Вместо соленых оливок подавали соленые бобы. Оливковое масло было привозное – какая же римская трапеза без италийского масла! Напитки разливали в темно-синие стеклянные чаши, которые трибун умудрился притащить с собой по опасным горным дорогам. Вино тоже было италийским – кто бы мог подумать – темный фалерн. Особый вкус ему придавала вода из горного ручья – сама по себе наисладчайшая. Сабиней, единственный из даков, приглашенный за стол, вина не пил – только воду.

– За надежный ключ к горному перевалу, – провозгласил тост легат Лонгин, Анний в ответ поднял вверх обрубок руки, так что его жест сделался одновременно и страшным, и нелепым.

– Я бы на вашем месте не ездил за перевал, – сказал Анний, когда гости осушили уже по третьему кубку. – Зима на носу, вот-вот выпадет снег. Что вы будете делать? Как вернетесь? В прошлом ноябре четверо почтарей замерзли на перевале, когда угодили в метель.

– В крайнем случае мы останется зимовать в римском лагере на Бистре. Но я надеюсь вернуться до того, как снега запечатают перевал, – сказал Лонгин.

Военный трибун отрицательно покачал головой:

– Не успеете. Местные говорят: в этом году зима придет рано. И еще говорят: Децебал серым волком рыщет по дорогам.

– Мы едем в Сармизегетузу, – напомнил Сабиней. – И снег нам не помеха. Да, может завьюжить в любой момент, но, если случится непогода, мы переждем снежную бурю в крепости. Великий царь рад видеть тебя своим гостем, Лонгин.

* * *

Миновали три дня, после того как отряд Лонгина ушел на перевал, и вот после полудня к воротам лагеря Бумбешти приковылял человек, больше похожий на дака, нежели на римлянина, – борода, толстый плащ с бахромой, длинные шерстяные штаны. Человек опирался на корявый посох и сильно хромал. Правда, изрядно не дойдя до ворот, плащ путник скинул, демонстрируя легионерскую лорику, солдатский пояс и рукоять гладиуса.

– Я – бенефициарий Кукус! – крикнул путник простуженным срывающимся голосом. – Легат Лонгин еще в лагере?

– Так я тебе и сказал! – отвечал караульный с башни ворот.

– Дурак! – взъярился пришедший. – Я мозоль натер на заднице, покалечил ногу, пытаясь догнать легата, а ты тут стоишь на башне и пыжишься, будто дельфийский оракул! Легата хотят убить. Их всех хотят убить! – Кука сжал кулаки. – Кто здесь командует?

– Военный трибун Анний.

– Однорукий? – рявкнул Кука. – А ну приведи его, живо! Олух! Что стоишь! Беги! Скажи однорукому трибуну – Кука шлет привет из Эска.

Караульный если и колебался, то всего несколько мгновений, лишь до того мига, как сообразил: если Кука по имени определил, что трибун однорукий, – значит, лично знаком. Караульный опрометью сбежал с башни и вскоре вернулся с приказом открыть ворота.

Бенефициария провели в принципию. Здесь стояли две большие жаровни с красными углями, сообщая комнате приятное тепло.

– Погляжу я, частенько сталкивает нас Судьба на здешних дорогах! – хмыкнул Кука при виде однорукого трибуна.

– Кука! Так и знал, что явишься следом, – приветствовал бенефициария Анний сомнительной шуткой.

– Я смотрю, в здешних местах все заделались в пророки! Куда ни приди, все уже всё знают наперед, только по-прежнему делают глупости. – Куку шатало от усталости, и он опустился на скамью, вытянув перевязанную разорванной туникой ногу. Сквозь грязную ткань проступала черными пятнами засохшая кровь.

– Кто же еще может принести плохие вести – только ты, воспитанник злобной кукушки, – отозвался военный трибун.

– Кукушки не воспитывают детей… Пора бы знать, – лениво отбрехался Кука.

Они не были друзьями, но и не враждовали. Просто каждая их встреча соединялась с какой-нибудь бедой. В первый раз Кука отыскал клад в горах, Анний же, пытаясь этот клад перевезти в римский лагерь, потерял немало солдат и лишился руки. Во второй раз встретились они, когда Куку и его товарищей центурион Нонний хотел распять как предателей. Тогда Анний легионеров спас, но от той драки не на жизнь, а на смерть остались на шкуре Куки две отметины. Теперь же (нетрудно было предположить) Кука явился в лагерь в одиночку, падая от усталости, не потому, что торопился сообщить о награде или принять участие в пирушке.

– Где Лонгин? – повторил Кука.