Наследник клана

МакПрохор проиграл, и демон буквально сплавил его тело с доспехом. Подобной участи избежала лишь правая рука, пах (гульфик новой брони «оказался маловат» и его отдали на переделку) да голова (шлем просто слетел во время схватки). Можно себе представить, какую боль пришлось пережить искалеченному чародею, и тем не менее он справился. Научился жить с новым телом, вернулся в строй, а впоследствии стал наставником при Тимирязевской Академии. И даже пользовался определённым успехом у барышень, несмотря на свой металлический корпус.

Равняться на такого человека было достойно, и я изо всех сил стремился познать премудрости восточного боевого искусства, но пока успехи были так себе. Кроме физических упражнений много времени отводилось медитации, как средству познания самого себя. Вообще, каждый чародей отдавал этому процессу пару часов в день - по- другому развить источник было крайне трудно.

Я и тут оказался уникумом, потому что совершенно не разбирался ни в техниках, ни в методиках, коих насчитывалось великое множество. Кроме общеизвестных практик почти каждый клан имел свои собственные наработки, делиться которыми с другими не спешил. Да и не каждая «особая техника» могла подойти другому человеку - во главу угла обычно ставилась своя стихия, и упор делался на неё.

Мне же что стрижено, что брито - всё едино. Я оказался полным профаном, может быть, поэтому в изучении стиля Шаолинь мне сопутствовал значительный успех. Довольно быстро, всего за пару месяцев, удалось достигнуть состояния внутреннего созерцания, и в нём у меня впервые стало получаться работать и с источником, и с медианами. Да и на пластинке, положенной на шарик, балансировать я почти научился.

Хотя вопрос скорости всё же был весьма и весьма относительным. Оставшиеся полгода проносились вихрем, один день переходил в другой, точно такой же. И лишь мысль о предстоящем выпуске поддерживала во мне силы и желание работать. Каждый вечер, хотя, скорее, ночь, приползая в общежитие и падая пластом на кровать, я отрывал ещё один листик-день в календаре, отмечающем время до стремительно приближающегося часа «X».

Глава 17

 - ...Активация!

Несколько мгновений под пульсирующей нестабильной плёнкой моих извращённых чар «Сфера» - и эта мини-бомба опять схлопнулась, разнося взрывом окрестности. Жаль, что на этот раз никто из охотников за моей головой под удар не попал, шустро укрывшись за защитными пологами и валунами, коих в этом проклятом лесу имелось в избытке. Хотя сейчас это было необязательно...

Быстро учатся... гады! Когда произошло нападение, так уж получилось, что я ушёл в сольное плаванье, и мне в нескольких схватках удалось вывести из строя минимум десятка полтора «морозовцев» и сочувствующих, спешивших первыми перехватить ценный приз и обеспечить себе сладкую жизнь.

«Вывести из строя... - я горько усмехнулся, смакуя мерзкий привкус самообмана, оставшийся от этих слов. - "Убить и покалечить", вот как правильно следовало говорить человеку, который хочет быть честным с самим собой!»

Ранее я считал, что на «дне» прошел самый мрачный период в моей жизни. Да что говорить, романтизировал и смотрел на чародеев сквозь розовые очки, до последнего, как оказалось, не воспринимая всерьёз тот факт, что они в первую очередь профессиональные убийцы, а уж потом «защитники полиса» и «добрые волшебники», образ которых лепила одарённым княжеская пропаганда.

Мистер Грег и особенно Ольга Васильевна мне всю плешь проели этой прописной истиной, последняя вообще весь месяц перед экзаменом изо дня в день выносила мне мозг исключительно на эту тему. И вот сегодня реальность показала-таки свой звериный оскал, заодно приоткрывая истинную суть этого проклятого экзамена, заключавшегося в ломке податливого сознания бесклановых детишек, которые по инерции видели в будущем только хорошее.

Всё! Именно сегодня закончилось детство! Не после смерти родителей и даже не в Таганской Нахаловке, где я мнил себя крутым и независимым боевиком, способным за пяток пачек сахара забить прутом обколотого наркотой увальня Сидора-«Валялу». По- настоящему что-то изменилось во мне всего пару часов назад, когда я под вой, стоны и жуткие девчачьи крики, не оборачиваясь, уходил с одной из полянок, оставляя за собой два истерзанных, порванных и переломанных живицей трупа и пытающуюся уползти девчонку с оторванными взрывом ногами.

Особенно мне запомнилась и, наверное, навсегда останется в памяти пышногрудая блондинка в последней, напавшей на меня, четвёрке, которая, до того как лишиться рук, с яростью и звериной ненавистью в глазах пыталась дотянуться до меня ножом. Её полные боли, непонимания и паники крики: «Мама! Мамочка! Спаси меня! Мамочка, забери меня отсюда! Мамочка! Я не хочу умирать...» - ещё долго преследовали меня по пятам, покуда внезапно не оборвались где-то вдалеке обречённым воем, переходящим в визг.