Наследник Клеопатры

Агриппа вернулся с двумя людьми, облаченными в доспехи и старомодные преторианские шлемы с высокими хохолками. Судя по количеству золота на их доспехах, оба занимали высокое положение.

– Выведите его, – приказал им генерал, махнув рукой в сторону Цезариона. – Держите пленника в потайном коридоре за пределами этого зала до тех пор, пока мы не позовем вас. Никто не должен подходить к нему или говорить с ним. Вам запрещается хотя бы словом обмолвиться кому-либо о том, что вы можете увидеть или услышать относительно этого человека, – ни вашим братьям, ни любимым, ни командирам. Этот человек – Птолемей Цезарь, сын Клеопатры, и слухи о том, что он жив, не должны достичь города. Я сейчас пришлю к вам Лонгиния с кандалами для него.

Оба стражника в изумлении уставились на Цезариона. Отдав честь Агриппе, они шагнули вперед. Цезарион поднялся на ноги, когда они подошли к нему, чтобы не дать им тащить себя на коленях. Юноша не сопротивлялся, и стражники, схватив царя под руки, провели его к маленькой темной двери. Бросив взгляд через плечо, он увидел, что Октавиан пристально смотрит ему вслед. Они продолжали смотреть друг на друга, когда открылась дверь и его втолкнули в темный коридор. Затем дверь за ним захлопнулась, и Цезарион остался наедине со стражниками и без всякой надежды на спасение.

ГЛАВА 14

Арест в Птолемаиде был все-таки хуже, утешал себя Ани, наблюдая за тем, как римляне отнеслись к «Сотерии», оставив на ней охрану. В прошлый раз были крики, побои, визжащие дети, и солдаты, орудовавшие на лодке и почти не говорившие по-гречески, своим поведением вызвали смятение, ужас и боль. Сейчас все выглядело довольно прилично.

– Ты Ани, сын Петесуха, купец из Коптоса? – спросил их командир на хорошем греческом. – Это ваша дочь? У нас приказ арестовать вас.

Он так и не уточнил, почему их арестовывают, но тут же объяснил – и без криков! – что не может этого сказать, поскольку ему самому ничего неизвестно. Двое солдат с интересом уставились было на Мелантэ, но тут же получили выговор от своего командира. Римляне тщательно проверили личность каждого члена команды, стараясь не допустить ошибки, а затем по очереди связали всех мужчин – аккуратно и без всякого насилия.

Несмотря на это, сам по себе арест, конечно, наводил страх. В Птолемаиде Ани получил то, что полагалось египтянину со стороны греческого правосудия, более похожего на произвол. Сейчас методическая проверка всех и вся, а также соблюдение порядка свидетельствовали о том, что над этими солдатами стоит власть, которой они сами страшатся. К тому же на этот раз они арестовали всех – даже Тиатрес и детей.

Один из римлян, закончив составлять опись документов на лодке, расписался, положил ее сверху других папирусов и поместил все в специальную коробку. Держа коробку под мышкой, он кивнул командиру. Тот отдал приказ, и они отправились в путь. Все египтяне были связаны между собой и следовали за римлянами, которые возглавляли процессию. Позади них было еще несколько стражников.

Ани досталось место во главе колонны пленников, в соответствии с его положением. Как и у всех, руки у него были связаны за спиной, а веревка на шее соединяла его – к их обоюдному смущению – с Аполлонием, который шел сразу за ним. Женщин и детей связывать не стали – мальчики были слишком малы, а женщины присматривали за мужчинами. Тиатрес и нянька по очереди несли Изидора, который не мог долго идти пешком, а Meлантэ вела за собой Серапиона, крепко сжав ладошку брата в своей руке. Мальчик расплакался, увидев, как связывают его отца, но теперь успокоился и только смотрел на все вокруг большими глазами, в которых застыл страх.

Ани оказался рядом с командиром. Когда они прошли уже достаточно большое расстояние, он ускорил шаг, натянув веревку до предела, и, не обращая внимания на протесты Аполлония, позвал:

– Господин, позвольте?

Тот бросил на него неодобрительный взгляд через плечо.

– Господин, куда вы нас ведете? – спросил Ани.

– Во дворец, – последовал краткий ответ.

– Во дворец? – не веря своим ушам, повторил Ани. – Но зачем?

— Я уже сказал вам, что мы лишь выполняем приказ. Мне не позволено требовать от своего начальника уточнений. Помалкивай лучше.

– Но, господин, мы же обычные люди!

– Если была допущена ошибка, это выяснится, когда мы туда придем. А сейчас прикуси язык.