Наследник крановщика

Попросил он друга, чтобы «башка не трещала», а состояние опьянения и «лихой весёлости» осталось. Цепин, приставив к одному из зданий, связку с бамбуковыми (телескопических не признавал) удочками к одному из зданий, положил ладонь ко лбу Егора ладонь – и боль головную, и слабость в теле, как рукой сняло. Себе что-то тоже прошептал под нос… для здоровья. Одним словом, остались пьяными, но крепкими и живыми.

Видимо, Цепин накануне выпил водки чуть более своего друга Емельянова и потому потерял бдительность и полный контроль над собой. По этой причине стал, что называется, чудить. Начались эти, его «закидоны», почти сразу же, как они вышли из дома Цепина. За ним, при полном снаряжении, перед самым утром и зашёл Емельянов. Ещё долго и терпеливо ожидал, пока Гриша отыщет снасти, соберёт продуктишки и нужную одежду… Разумеется, на дорогу немного выпили. У Григория Матвеевича имелась в холодильнике початая бутылка с водкой.

Когда они вышли на улицу, и Цепин привёл их физическое состояние своим «колдовством» в относительный порядок, Григорий твёрдо заявил: «Пойдём к лесу очень быстро и самой короткой дорогой». Передвигались, как показалось, Емельянову они с большой скоростью, во всяком случае, быстрее редких предутренних автомашин. Но такое ведь могло и просто показаться. Мало ли!

Но когда Гриша провёл Егора сквозь кирпичное пятиэтажное здание, Емельянов, в буквальном смысле слова, от страха и удивления чуть не обмочил штаны. Ведь юмор – это, когда делается смешно, но не жутко и дико.

Видавший в жизни всякое стропальщик Емельянов, пока ещё ничего не понимая, спокойно проходящий вслед за другом уже сквозь бетонные стены панельного девятиэтажного здания (чтобы сделать путь короче), всё-таки, спросил своего коллегу по работе: «Скажи, Гриша, мне показалось или мы на самом деле прошли на улицу Тарасова через три квартиры и даже видели, что в одной из них мирно совокупляется один мужик сразу с двумя бабами?..

«Одним словом, Гриша, у меня начинается белая горячка, – предположил Емельянов, – или мне всё это померещилось?». «Какая разница! – ответил Цепин. – Не обходить же нам это большое здание. Я утром сделаю так, что ты всё забудешь. А сейчас нам надо спешить к утреннему клёву».

Надо сразу сказать, что Григорий Матвеевич начисто забыл стереть из памяти друга то, что казалось, мягко говоря, Емельянову не совсем реальным и что, по его глубокому убеждению, может происходить только в самых кошмарных снах.

Он, Цепин, тогда ещё откровенно и с грустью сказал: «Я же, Егор, не виноват в том, что являюсь Великим Элементалом и Царём Успения. Могу, как бы, изменять, «уплотнять» и «разряжать» материю собственного и любого существа или предмета. Я очень многое могу, Егорушка. Я ведь – единственный и настоящий повелитель Земли и всего, что на ней существует. В моём теле живёт мощное существо. Но тебе не понять». «А в моём, Гриша, теле что живёт?». «В твоём? Одним словом, в предыдущей жизни ты тоже был здесь, но… кузнечиком, самцом. Да это без разницы. Кузнечиков я уважаю…».

– Тогда, конечно бы, слова Цепина о том, что во мне находится душа кузнечика,– признался Емельянов Розову,– я поднял бы на смех и урезонил Гришу, если бы эти, самые настоящие чудеса ни продолжались. Гриша был ещё очень пьян, и ему надо было оторваться в своих «закидонах»… по полной программе. И что ты мне прикажешь завтра, в прокуратуре, про это тоже рассказывать?

– Про это не стоит, Егор Нилович. Кстати, меня зовут Анатолий. Рассказывайте дальше про эту вашу… рыбалку. Поподробнее. В деле всё может пригодиться.

– Вряд ли, ибо Гриша, может быть, и сам чёрт, но не убийца. А я расскажу, чтобы у меня душа успокоилась…

И он продолжил свой рассказ.

Очень быстро Цепин и Емельянов оказались за городом. Шли уже к месту рыбной ловли через одно из новых кладбищ. Большей частью они молчали, и Емельянов всё думал и никак не мог понять, каким же непонятным образом он и Гриша двадцать минут тому назад прошли сквозь здание и даже не поцарапались о всякие там арматурины, да и сам бетон.

Кроме того, не очень ясно, каким образом они за полчаса отмотали добрые сорок-пятьдесят километров. Цепин ухмыльнулся и сказал: «Брось ты Егор о мелочах размышлять. Мне тебе объяснять некогда, что и как. Вот лично я думаю о рыбалке. Но не уверен, что мы в правильном направлении идём». «Я тоже, всю жизнь здесь прожил, а толком и не знаю, где здесь находится озеро. Да и на кладбище спросить-то абсолютно не у кого». «Вокруг столько всякого народу,– возразил Цепин,– а ты говоришь, что спросить не у кого. Вон, к примеру, поинтересуемся у Силямова». Под фотографией покойника именно такая фамилия и была выгравирована, ещё имя и отчество (Никодим Кагетович), даты рождения и смерти.