Так, периодически выходя на остановках, он оставил в переходах всю тысячу. На сердце теперь было легко и спокойно, и на конечной станции, вместе с густым потоком пассажиров, он поднялся наверх. Начинало темнеть, вспыхнули фонари; над пестрым городищем из коммерческих киосков ухали и гремели музыкальные установки.
Медведев перешел дорогу, здесь было тише. Здания на этой стороне отступали вглубь квартала, освободив непривычно широкое для городского глаза пространство; оно казалось бы пустырем, если бы не светлая с голубыми куполами церковь в его глубине.
В одном из дальних зданий жил и сам Медведев. Свернув с тротуара на узкую, едва заметную тропу, он направился к дому.
Впереди, воздев в небо осенние голые ветви, стояли молчаливые деревья. Внезапно над церковью ударил колокол, густые звуки его стелились над площадью, отражались от зданий, сталкивались и сливались в сплошной ритмический гул. Медведев остановился и повернулся лицом к церкви. Высоко над её куполами плыли озаренные далеким, затухающим закатом облака. Он зажмурился от небесной чистоты и долго стоял, чувствуя, как по щекам скатываются горячие слезы. И в душе его было светло и чисто, как в небе. "Господи, прости нас грешных, прости за все. Господи, прости и помилуй" шептали его губы.