– Мне что-то не нравится зарабатывать на крови.
– Энинг, кончай заниматься морализаторским идиотизмом. По-твоему, гораздо лучше сочувственно смотреть на то, как страна погружается в хаос, и охать, жалея бедных людей? Да, я собираюсь заработать на этой войне, но я ведь не собираюсь выдавливать из людей все соки, я же не идиот! Я хочу закрепиться в той стране и вести там дела, но если сейчас забрать у людей все, то что они отдадут мне потом? С разоренных не получить никакой прибыли, а именно прибыль я и намерен там получить. Нет, дружок, я предоставлю людям кредиты, если они убедят меня, что дело того стоит, я буду продавать еду по самым низким из возможных ценам, я буду предоставлять людям работу, чтобы у них было чем заплатить за мои товары в будущем. Да, я хочу воспользоваться бедой Парадизии, но я хочу сделать ее жителей богатыми. Чтобы они потом сделали меня гораздо богаче, чем сейчас. А как пришедший на рынок первым, я буду иметь колоссальные преимущества перед остальными. И еще, необходимо воспользоваться моментом и взять под контроль бывшую караванную дорогу. Я даже готов честно платить налоги, ради разнообразия.
– Дорогу? Зачем?
– А ты не догадываешься? Караваны, идущие через Парадизию, экономят недели две, а те, кто идут в обход, эти недели теряют. Надеюсь, ты не против прибыли, получаемой с караванщиков за право пройти по этой дороге? Надо, правда, еще подумать, сколько с них брать, но это потом.
– А ты уверен, что Весторий согласится отдать тебе это прибыльное дело?
– А куда он денется? За двести лет, видишь ли, дорогу ремонтировали раза два, а на ее восстановление сейчас у Парадизии денег нет. Я эти деньги дам за проценты от прибыли… большие проценты. Таким образом, у Вестория выбор небогатый: позволить мне это и довольствоваться тем, что он сумеет выторговать у меня, или не позволить и не получить ничего. А деньги ему ой как нужны. Для ремонта же я найму местных жителей, а те будут покупать мои товары. Да это золотое дно! Ладно, извини, но мне пора заниматься делами, вот только получу свою сотню динаров с Мервина.
Вильен отключился. Долгое время царило молчание.
– Знаете, милорд, – прокашлявшись, заговорила Далила, – мне кажется, что кто-то тут говорил о своей незначительности. Если лишить власти самого прожженного негодяя и перевернуть вверх дном Парадизию – это не слишком значительные для вас дела, то не хотела бы я присутствовать при том, что вы назовете важным.
– Но Севан все-таки еще возглавляет гильдию купцов Амстера. – От растерянности я брякнул первое, что пришло в голову.
– Да брось ты, – махнула она рукой. – Он теперь пария. Он потерял львиную долю влияния. Каждый раз, когда Севан будет что-нибудь предлагать, остальные будут задавать вопрос: «А сколько нам за эту его шутку придется заплатить?» К тому же ты выставил его на посмешище. Нет, с ним покончено, хотя сам он об этом может еще и не подозревать.
На этом разговор закончился, но в этот день я часто ловил на себе взгляды друзей, ошеломленных новостями. Даже Леонор оставил высокомерные манеры и говорил со мной очень почтительно, но, правда, только со мной. Подобная перемена в маге вызвала постоянные насмешки со стороны Далилы и эльфа, но тот делал вид, что не замечает этого.
Болезнь Рона задержала нас на пять дней. Мы тронулись в путь только тогда, когда и я, и Далила, и Мастер сошлись во мнении, что мальчишка сможет выдержать дальнейшее путешествие. Рон, конечно, возражал и требовал немедленного выступления, но каждый раз сдавался в споре с Буефаром. Буефар вообще относился к нему с какой-то нежностью и в то же время строго, не давая ему никаких поблажек. Так относятся отцы к любимым детям, которых боятся избаловать. Все эти дни я часто видел рыцаря рядом с постелью Рона, что-то ему рассказывающего, его суровое лицо при этом разглаживалось и приобретало несвойственное ему ласковое выражение.
Только один раз я посмел посмеяться над «усыновлением» Рона.
– Вы правы, милорд, – ответил мне тогда рыцарь. – Рон действительно мне как сын. У меня тоже был сын, ему сейчас было бы двадцать, если бы ему позволили до этого дожить. Я так надеялся, что обрел тихое семейное счастье в своей не слишком-то счастливой жизни. Но один негодяй, который побоялся вызвать меня на честный бой, воспользовался моим отсутствием и с помощью предателя захватил замок. Моему сыну не было и года, а жена носила второго ребенка. Предатель убил их… А я… я так и не смог отомстить убийце. Того негодяя-барона я наказал, но убийца к тому времени скрылся. Я искал, видит бог, как искал… А, все уже в прошлом.
Рыцарь махнул рукой, отвернулся и ушел. Слишком поспешно отвернулся, чтобы я поверил, будто он смог забыть это. И теперь я знал, что никогда больше не осмелюсь шутить по поводу его «отцовства».