Отложив телефон в сторону, я еще долго молча стояла у окна и почему-то улыбалась. А потом с особым усердием занималась уймой важных и серьезных дел, которые в конечном счете оказываются такими неважными и несерьезными…
3 сентября — день прощания. День, когда горят костры рябин…
Через два дня я ждала Славика в офисе, мы должны были оформить партнерство, и я планировала рассказать ему правду про лже-Петьку. Как бы не вздумал по доброте душевной отсыпать этому гаду наследства. И тут неожиданно приятель позвонил мне из больницы. Оказывается, накануне Славик почувствовал себя плохо: сказались волнения последних дней, упало давление и жизненный тонус. И теперь его в спешном порядке положили в больницу на обследование. Секретарь негодовал, что я до сих пор не явилась выразить ему свое почтение:
— В момент, когда нужна поддержка, ты обычно оказываешься никому не нужен!
— Неправда, — возразила я. — На самом деле ты постоянно никому не нужен. Просто сейчас, когда тебе нужна поддержка, ты это заметил. Ладно, шучу. Диктуй адрес.
Славик был известный симулянт. И вообще, если что-то плохое случается с кем-то другим — это трагическая случайность. А если со Славиком — вполне ожидаемая закономерность. Оттого ехать в больницу совсем не хотелось. Больничная атмосфера всегда действовала на меня удручающе. Одни их унылые фикусы чего стоят…
Но деньги творят чудеса: лечиться Славик вздумал в одной из немногочисленных платных клиник нашего города. Так что и фикусы здесь были веселенькие, и медсестры — кокетливые и вежливые. На посту одна такая поинтересовалась, кем я прихожусь больному. Недолго думая, я ответила: подписчиком. По всей вероятности, Славик уже успел поразить медсестер своим липсингом, потому как она понимающе хихикнула и указала мне на нужную палату.
Видимо, приятелю требовалась не только моя поддержка. Остальным членам моей семьи он сообщил то же самое: тлен, тоска, некому руку подать… По крайней мере, в палате у Славика собрались все.
Я замерла в дверях, наблюдая чудную картину. Мамуля теребила за рукав первого отца, громко требуя, чтобы он сейчас же организовал Славику костыли из вещдоков. Папа номер один в ответ на мамулины просьбы имитировал глухоту и общую недоразвитость. Наверное, тоже хотел войти в состав музыкальной бригады инвалидов. В свою очередь, он не столь громко, но настойчиво домогался у Славика информации: когда прибуду я.
Второй отец напирал на то, что Славик выглядит слишком здоровым, и в срочном порядке требовал от того продемонстрировать немощь, став на ноги. Приятель заверял, что это невозможно, они принялись спорить, но в данном случае я бы поставила на папу.
А папа номер три сидел у постели приятеля и монотонно объяснял моему секретарю, как узреть Бога. Доказывал, что это не так сложно, как кажется. Правда, внимательно слушал его разве что голубь, сидевший на подоконнике, но все равно выходило душевно.
Доведенная до белого каления родительница обозвала первого отца глухим пнем, второго — бесчувственной колодой, а третьего — дубиной стоеросовой. Почему-то в тот день ей на ум шли только сравнения из области лесного хозяйства. И в тот момент, когда мамуля, видя отцовскую инертность, собралась проклясть их страшной клятвой, вмешалась я.
Пришлось успокаивать разбушевавшееся семейство, и как-то незаметно мы помирились. Долго хохотали, вспоминая отпуск в Сочи. Прощались практически родными. Хотя что я говорю, мы же и есть… Ну, вы поняли.
Я пошла проводить отцов и мамулю до дверей отделения, потом спохватилась, что забыла у Славика свой зонтик. У дверей в отделение стоял небритый мужик с толстым золотым браслетом и с кем-то бурно обсуждал по телефону свое пребывание в больнице:
— Да ты че, Серый, мою дуру не знаешь? Подала бы на развод и детей к теще увезла. А так я бабки заплатил и чалюсь тут, алиби как-никак. Врач ей сказал, что у меня сердечко шалит, а про баб мне и думать сейчас нельзя. Так что ей пришлось свои подозрения при себе оставить. Ага, так что если надо будет — обращайся. Клиника-то платная, всегда можно какой-то диагноз изобразить. За ваш счет, так сказать… Ложь во спасение, ага…
Я притормозила, пытаясь дослушать дивный монолог, и задумалась. Все так же пребывая в задумчивости, я дошла до нужной мне палаты. Дверь была прикрыта не плотно. Прежде чем войти, успела заметить Славика, украдкой поедающего конфеты из тумбочки. При этом он прекрасно стоял на ногах, пританцовывал под музыку и вообще выглядел чрезвычайно деятельным.
Я отошла на пару шагов назад и громко покашляла. Встрепенувшись, больной сделал решительный прыжок в сторону кровати, едва не промахнулся, повис, вскарабкался и замер в крайне неудобной позе, прикрыв тапочки одеялом.
— Славик, хотелось бы побеседовать с врачом, — зловещим тоном начала я, — что-то они темнят. Может, стоит сменить больницу?
— Да, сам в шоке, и врачи бьют тревогу. Ноги вообще не держат. Встать не могу. Шутка ли? Не понимаю, какая-то сильная усталость…
Я решила подлить масла в огонь: