Наследник раджи

Трикси, Мод и несколько офицеров провожали его верхом. Когда наконец Том настоял, чтобы они вернулись, Мод, ехавшая рядом с наследником, сказала, подняв на него твердый взгляд:

— Прощайте, Том. Что сказать от вас Грэс?

— Вы возьмете на себя поручение к ней?

— С удовольствием. — Девушка протянула ему руку.

— Благодарю вас. Скажите, что я люблю ее. Скажите, — голос юноши дрогнул, — что бы ни случилось, я готов защитить ее. Поручение странное, но я не могу изменить его. Прощайте!

К ним подъехала Трикси со своей свитой, в которой, между прочим, находился один блестящий офицер, Берти Листон. Молодые люди попрощались, и наследник раджи со своими верными слугами продолжил путь.

X. На границе Непала

Никогда еще Том не видал ничего подобного этой чудной зиме. Хусани вел караван и, при полной внешней почтительности и покорности, в действительности выбирал дорогу на свое усмотрение. Хитрый слуга неизменно соглашался со всеми приказаниями господина, но при малейшей попытке Тома заявить о самостоятельности сейчас же оказывался недостаток в провизии, вьючные животные никуда не годились, кули (носильщики) заболевали лихорадкой. И в конце концов молодой человек отказался от сопротивления.

Скоро караван достиг границ Непала, откуда за несколько быстрых переходов добрался к подножию живописной цепи гор, окружающей это государство. Им преградили дорогу болота и джунгли Тераи, опасные во всякое время года и смертельные в пору дождей. Дороги тогда были хуже теперешних. Носильщикам то и дело приходилось топорами прокладывать в зарослях тропу для повозок. Однако переезд обошелся без приключений, и после утомительного подъема путешественники достигли Сисагари, одной из вершин второй цепи, окружающей Непал.

Подъем был очень крут, и Том, чтобы поберечь лошадь, полдня шел пешком. Молодой англичанин изнемогал от усталости, но открывшаяся картина оживила его: у ног простиралась плодоносная долина, на которую уже спускались вечерние тени, между тем как горные террасы, зеленые скаты, обнаженные скалы и уходившие вдаль снежные вершины Гималаев еще сверкали на солнце.

Был подан роскошный обед, но Том, чересчур взволнованный, почти не прикоснулся к кушаньям.

— Я не могу есть, — говорил он. — Не делай такой печальной физиономии, Хусани! Я поел довольно, чтобы просуществовать до завтра. Поди сюда, мне надо расспросить тебя кое о чем. Вот тихий уголок, где нас никто не увидит и не услышит. Скажи мне откровенно, почему ты проявляешь такое участие к моей особе?

— Я — слуга вашего сиятельства! — отвечал индус дрожащим голосом.

— Этого недостаточно. Подобная преданность не является в один день. Ради меня самого или ради других ты заботишься так о моем здоровье?

— Я это делаю из любви к моему господину.

— Как это? Объяснись…

Хусани понизил голос:

— Перед смертью мой повелитель, раджа, позвал меня. Чундер-Синг слышал его последнюю волю. Мне же было тяжело, что у него не нашлось ни одного слова для меня, который любил его не только как своего молочного брата. Он заметил мою грусть и сказал улыбаясь: «Чундер-Синг все скажет моему Хусани». После этого умер.

Индус замолк на минуту. Солнце село, снежные и ледяные купола возвышались на горизонте, побледневшие и посиневшие. Луна окуталась туманом. Том плотнее завернулся в плащ.

— Что же сказал тебе Чундер-Синг? — нарочито равнодушно спросил он.

— То, что он сказал мне, покажется странным англичанину, господин. Для вашего народа существует только одна жизнь — земная, а затем — бесконечное. Если эта жизнь была греховна, Сам Творец не может избавить вас от наказания. Мы же, саиб, веруем совершенно иначе: наши мудрецы учат, что земная жизнь есть только звено целой цепи, мы умираем, чтобы ожить, принять новый образ. Пока мы несовершенны, мы не можем иметь никакого влияния на это превращение и бессознательно выполняем назначение, неся наказание за проступки, память о которых изгладилась у нас. Но те, которые возвышаются в добродетели, возвышаются и в мудрости: они видят позади себя пройденный путь, а впереди — путь, которому должны следовать, чтобы слиться с божеством. Таков был мой повелитель: ему было открыто, что он еще раз вернется на землю…

Хусани остановился и взглянул на слушателя странным, умоляющим взглядом.

— Ну и что же?

— Мой господин не знает? Его сердце ему ничего не сказало?

— Я знаю, что если стану слушать тебя дольше, то сойду с ума… Безумие было спрашивать тебя!..

Том пошел прочь большими шагами. Обернувшись, он увидал, что Хусани следует за ним в темноте.

— Поди сюда, — хрипло сказал он, — скажи: кто я?

— Вы — мой повелитель, саиб…

— Какой?.. Тот, который умер?..

— Я не вижу разницы…

— В таком случае во мне два человека, — ты хочешь это сказать?

— Я ничего не хочу сказать… Не угодно ли вам лечь отдохнуть?

— Ты навел меня на такие безумные мысли, что мне не заснуть…