Наследник Седьмой Марки (СИ)

— Ты и на госпожу Сороко решил глаз положить? — с подначкой спросил его Никита, когда все ученики вышли из класса, направляясь к столовой на обед. — Одной Казанцевой тебе мало?

— Не суди людей по себе, мой дорогой кузнец, — отозвался Ян. При этом перед его глазами вновь всплыли два туго обтянутых тканью блузы полушария, и он был вынужден признать, что смотреть на них было приятно. — К тому же она лектор, а я не настолько глуп, чтобы крутить интрижку с кем-то из преподавательского состава.

— Ну, некоторым это не мешает! — не смутился Никита. — Говорят, у нее было кое-что с одним слушателем пару лет назад. И после скандала, который удалось замять, она на учеников волком смотрит.

— Вот откуда ты все это знаешь? — удивился марочный барон. — Сам же говорил, что с дворянами не общаешься.

— Ой, да откуда те что-то знают! Надо просто уметь слушать, вот и все!

Ян не в первый уже раз поразился тому, как не совпадает внешнее представление о человеке, основанное на его внешнем виде, и внутреннее содержание. Казалось бы, простолюдин, сын кузнеца, одаренный в первом поколении, которому путь один — в какой-нибудь приграничный легион сроком лет так на пять. А копни — наблюдательный, внимательный, умеющий делать правильные выводы. Несколько скоропалительные порой.

— Ты хотел чего-то, Никита? — спросил Эссен, когда здоровяк продолжил шагать рядом с ним.

Тот помолчал несколько секунд, несмело кивнул. Чуть погодя спросил:

— Ты ведь это все знаешь? Ну, все, чему нас тут учат. Теометрию там…

— Зачем бы я тогда здесь находился?

— Но вас же, благородных, учат этому дома…

Ян демонстративно вздохнул, мол, ну откуда у вас такие иллюзии, у простолюдинов? Нет, здесь, во Львове, может, и реально найти учителей по любой дисциплине, но в Черновице? Один раз проезжий наставник по латыни остался у Эссенов в замке, но уже по весне поехал дальше, в более цивилизованные места. А Ян с Софией продолжали постигать науки с родителями и немногочисленной уже тогда родней.

— Чему-то учат, да, — вслух сказал он. — То, что Ярослава Викторовна говорила сейчас, я проходил еще с дедом в возрасте восьми лет. Но она неумелый учитель, а это основы. Вводный курс лекций в теометрию. Дальше пойдет то, чего я не знаю.

«Надеюсь!» — едва не добавил он в конце. Потому что в этом случае он бы всерьез задался вопросом, зачем дяде было его сюда устраивать.

— Для тебя основы, а я вот уже месяц ее слушаю и понять не могу, что она говорит. Вся эта теория, рисование, укрепление памяти… Как-то странно учат боевых магов, да?

— Нет. Без способности запоминать сложные построения…

— Я не смогу создать ни одного, даже самого простого конструкта. Да-да! — Никита проговорил это с досадой. — Только вот… Знаешь, тебе проще, наверное. Ты уже магией пользоваться умеешь. Чувствовал ее и в любой момент снова призвать можешь. А я до тестов один раз воду заморозил в поилке для коз, а после ничего и не делал! И даже не уверен, что я одаренный, понимаешь!

— Клеть-то ты видишь? — удивился Ян.

— Какой там! Всем одаренным в первом поколении, когда они проходят в Экзархате тестирование, ставят духовную печать. Снимут ее только на втором курсе, когда начнется практика — до этого мы слишком опасны и неуправляемы. Так что я, хоть и учусь в Гимнасии, где готовят боевых магов, остаюсь ординаром!

Это стало для Эссена неожиданностью. О том, как живут и возрастают в силе одаренные первого поколения, он никогда не задумывался. Да и с чего бы, ведь родился и вырос он в семье, где дар пробуждался еще у детей, а обучение его владением начиналось раньше, чем те начинали говорить. Все было направлено на контроль той силы, что была заперта в Клети — даже детская возня мелками. А свой первый конструкт — «светлячок» — он выучил в пять лет. Ничего не зная о теории и таких вещах, как аксиомы Евклида.

А у таких, как Никита, все, оказывается, было по-другому. Называясь магами, они фактически ими не являлись — все их силы запирала духовная печать Экзархата. Мера жестокая, но, нельзя не признать, оправданная. Человек в пятнадцать или шестнадцать лет вдруг пробуждает в себе дар, а что это и как им управлять, не имеет не малейшего представления. Рядом нет родни, которая направит и подскажет. Конечно, такой человек опасен — и для себя, и для других.

— М-м-м. Ясно, — проговорил Ян. — Никита, а ты мне это зачем все рассказал?

Не верилось юному барону, что этот здоровяк, так четко обозначивший их дистанцию при первой встрече, будет рассказывать о своей непростой жизни.

Сын кузнеца сразу замялся, глазами забегал, но признал:

— Мне помощь нужна. С учебой. Ты знаешь теорию и практику. И с тобой можно разговаривать. В смысле, не опасаясь оскорбить и все такое.

— И ты хочешь?..

— Чтобы ты объяснил мне теорию. Натаскал.

— И я за это получу?..

Никита смущенно пожал плечами, он не представлял, что может предложить мещанин марочному барону.

— Верность, — подсказал Ян ему тогда. — Твою верность.

— Ты в слуги меня решил записать, что ли? — возмутился Никита.