Наследник (СИ)

Покушения продолжатся пока не будет ликвидирована сама организация, или монархия. А на ликвидацию монархии не согласен. И потому мне нужна охрана, но не явная и подчиненная лично мене, на оперативном уровне. Иначе все это будет неэффективно.—

Он кивает, похоже примерно то и ожидал, а я тут же добавляю:

— На «золотую клетку» я тоже не согласен и ни каких ограничений передвижений. Согласование маршрутов вполне приемлемо, но для эффективности обеспечения охраны, как раз и нужны подчиненные мне люди.—

И замолчал, ожидая их реакцию и понимая, что им деваться некуда.

— Ни одна партия единолично не может меня запереть, а вместе они об этом никогда не договорятся. Как говорится если правые за, то левые против и наоборот. — Думаю я и слышу вполне предсказуемый ответ старшего чекиста:

— Хорошо, мы так и думали. Сколько по Вашему, вам нужно человек?—

Я на мгновение задумываюсь и отвечаю:

— Четыре тройки, умеющие работать скрытно. Сопровождение по городу и в поездках. Постоянно одна тройка должна быть рядом.—

И снова согласный кивок и усмешка старшего чекиста.

— Опытный, все просчитал — Думаю я и мы идем знакомится с уже ожидающими нас охранниками.

Все те же неприметные товарищи, с одинаково не запоминающейся внешностью.

Пообщались, договорились о связи и я пошел, вместе с дядей конечно.

__________________________________________________________

— Ну и наглый, Даниил. — Смеется дядя Боря, уже сидя рядом со мной на сидении все того же Руссо-Балта.

— Я не наглый, дядя Боря. Я умный. Мы им очень нужны, мы то, что не дает вцепиться им в глотки друг другу. Политики всегда хотят абсолютной власти, но система устоявшихся противовесов не дает этому сделать, а главный противовес тут мы, Романовы, наследники престола. Мы посередине, мы вне политики и вне политических партий. Это монархисты думают, что мы с ними, они ошибаются. Мы с теми кто с нами и никак иначе. — Отвечаю я ему и ловлю удивленный взгляд.

— Ты изменился, сильно изменился. Настоящий лидер растет у Романовых. — Совершенно серьезно произносит он, а я смеюсь и говорю:

— До этого пока еще далеко и вообще, может в меня вселился кто? Ангел или демон? Или вообще что-то среднее между ними.—

Дядя Боря смеется в ответ и произносит:

— Я не особо религиозен, да и церковь сейчас не слишком популярна. Фантастику почитываем, так что живи парень, ни топить, не сжигать тебя ни будем. Хорошие правители, всегда в цене. Это дураки потом их ровняют то с ангелами, то с демонами, а они наверно и правда посередине, они люди, просто умные и везучие.—

И я просто киваю ему в ответ с мыслями:

— Ох, дядя Боря, если бы ты знал, как ты прав, во многом прав.—

И мы приехали в наш родной особняк. Школа уже закончилась, я невольно прогулял вторую половину занятий, но вечер я прогуливать не намерен и моментально бросился к телефону.

Палец накрутил знакомый номер, в трубке раздался знакомый голосок:

— Алле.—

— Привет, Светка, меня уже выпустили, сказали Лубянка таких не переносит. Так что через час я у Вас. Гулять идем? — Смеюсь я в трубку, искренне радуясь, тому что сейчас услышу.

— Ура. Конечно, идем, Даня. Лерку возьмем? Она просилась с нами на концерт.—

— Конечно милая, возьмем. — Отвечаю я улыбаясь своему отражению в настенном зеркале.

И легкий чмок в трубку, служит мне наградой и небольшим авансом, дающим возможность продержаться этот час.

____________________________________________________________

— Вот мы и в том самом кафе, на том самом Арбате, где сегодня выступает то самый Вертинский, в чем-то символ старой, а может и новой России. — Думаю я, уже сидя на диванчике, между двух рыжих лисичек и глядя на эстраду, где вот-вот объявится легенда.

Да, Александр Вертинский несомненно легенда и даже кумир этого времени. И вот он выходит, высокий, изящный, как всегда, в «печальном» образе и нереально куртуазный. Его внешность, голос, стихи и манера исполнения, все складывается во едино и бьет наотмашь. Вертинский кланяется и начинает.

Первой идет знаменитая «Танго Магнолия»

************************************************************

В бананово-лимонном Сингапуре,

в бури,

Когда поет и плачет океан

И гонит в ослепительной лазури

Птиц дальний караван…

В бананово-лимонном Сингапуре, в бури,

Когда у Вас на сердце тишина,

Вы, брови темно-синие нахмурив,

Тоскуете одна.

************************************************************

— Да, Вертинский, конечно, певец «куртуазности». — Вновь думаю я, уже обнимая своих лисичек и тут же добавляю:— Но он велик, своими оборотами и голосом, он просто вынимает душу.—