Наследник (СИ)

Кивнув, Прокоп вместе с Богданом быстро открыли ворота, за которыми оказался всадник на гнедом жеребце.

Было ему слегка за тридцать, он носил роскошную рыжую бороду, хотя лицо портил свернутый набок нос и оспины. Одет он был в синий кафтан, а на голове носил шапку такого же цвета подбитую черным мехом.

— Здрав будь, Андрейко, — произнес он и одним движением спрыгнул с коня, беря его за поводья, и двинулся к нам. В сторону Прокопа и Богдна, он всего лишь кивнул.

— И ты здрав будь, Василий, легка ли была дорога? Проголодался, наверно, так я велю стол накрыть да баньку истопить, — тут же произнес я как можно дружелюбнее.

— Все хорошо, благодарствую, но мне к Микитке еще надо успеть, а там и домой, — разглядывая меня, произнес Василий.— Был я в Гороховце, да стало известно, что скоро смотр, назначен головой. Может даже и верстать нынче будут, но то мне не ведомо. Вот я вызвался упредить о том к Микитке надо успеть, да самому еще собраться, да выезжать. Дома то только переночую, да обратно, — хмыкнул Василий.

«Микита это наверно еще один мой сосед, надо бы подробней будет расспросить Прокопа о смотре, но потом. Сейчас у меня так и чешутся руки грамотку глянуть» — мелькнула мысль.

— Спасибо за весть, — кивнул я. Ты бы поберегся в одиночку по дорогам ездить, мы вчера стаю волков побили, только несколько убежать смогли, так что мало ли.

— Скверно, спасибо, — серьезно кивнул Василий.

— Что-то рановато смотр назначили, — ни к кому не обращаясь, сказал Прокоп.

— Верно, — усмехнулся в бороду Василий и глянул на моего боевого холопа.

— Думается мне, неспроста, и все слышали о появившемся царевиче Дмитрии, которого царь ворёнком в грамотах называет. Вот чую я, от этого и смотр, может, на Москву призовут, — зло и недовольно произнес Василий.

— Там и узнаем, чего гадать, — выдохнул я.

Идти в Москву и принимать сейчас участие в этой заварухе я пока не был готов. К тому же знал, что Дмитрий возьмет власть.

— То верно, — тут же кивнул Василий. — На смотре свидимся, прощевайте.

— И ты прощай, Василий, — махнул я рукой, и он, вскочив на коня, отправился дальше.

Прокоп и Богдан тут же затворили ворота и вопросительно на меня глянули.

— Чего смотрите? Смотр так смотр, собираться надо и выезжать, — огляделся.

— Это да, — грустно кивнул Прокоп.— Только как мне быть? Мерин то мой ранен, еще неделю, а то и две не стоит его под седло брать.

— Красавку мою возьмешь, — тут же ответил я, даже не задумываясь.

— Ну да, для смотра пойдет, она кобылка хоть и старая, но бегает, — тут же улыбнулся мой послужилец.

— Вот и решили, ты лучше скажи, когда выдвигаться стоит? — задал я вопрос.

— Завтра после полудня, до Гороховца полтора дня, в дороге переночуем, а к вечеру уже и в городе будем. Остановиться можно, на съезжей избе или в гости кто зазовет, — глянув в сторону конюшни, пояснил Прокоп.

— Добро, — кивнул я и уже собирался пойти в сторону дома, как Прокоп вновь заговорил:

— Думал, с годину хоть отдохнем от царевой службы, а тут…— И он махнул рукой.

— Может, и не придется никуда ехать, так… проверят, грамоту какую зачитают да глянут на нас, — медленно произнес я.

— Твоя правда, Андрей, и такое может быть. Дело-то не слыханное, убитый царевич объявился, — глухо произнес Прокоп и развернувшись, потопал к своему дому, а следом и Богдан, бросая на меня взгляды.

Вернувшись на веранду, я уселся на прежнее место и открыл ларец, а после достал большую грамотку с печатью.

От предвкушения, а может, внутреннего волнения у меня задрожали руки, но, справившись с собой, я развернул грамотку и от туда выпали два листа, они были будто вырваны из какой-то книги, отложив их в сторону я начал читать грамоту.

— Во имя отца, и сына, и святого духа, святыя и живоначальной троицы, и ныне, и присно, и вовеки веков, аминь. Это, что молитва какая-то?— не удержался я от вопроса самому себе. — Да не, не может быть, на молитвы печати не ставят, я продолжил читать.

— Многогрешный и худый раб божий Василий при своем животе в своем смысле пишу сию грамоту душевную. Благословляю своего сына Володимира своей вотчиной, коей благословлен я милостью божьей и царской. А даю ему на городе Москве слободку Колычевскую. Села у Москвы: Сараево, Еднинское, Карташево, Ясенево. Замосковские волости: Раменейцов, Загарье, Кунье, Волхна, Селна, Гуслица, да Гжель, а также волости: Алешня Воскресенская и волость Перовская в Можайском уезде. Города: Вышегород, Старица, Холм и холмские волости, Новое городище и волость Синюю.

Тут до меня дошло, что я держу в руках. Это была чья-то наследственная грамота, а судя по количеству наследства, явно не простого человека, боярина какого али князя. Вот только что она делает в сундучке моего отца, да и персти с крестиком в придачу к печати заставляют задуматься. И я углубился дальше в чтение.