Наследник (СИ)

— Ага, — буркнул я, не отводя взгляда от Прокопа, и вот прямо сейчас у меня язык точно не повернется его Проней или Пронькой назвать.

Пару секунд мы играли в гляделки, а после Прокоп протяжно вздохнул и протянул:

— Там же учебные сабли есть, деревянные, железом обитые. Кроме шишек-то, ничего и не набьете, а вы… — Он махнул рукой и присел рядом со мной.

Богдан по-прежнему не открывал глаз.

«Видать, сильно я ему влепил, а может, убил? — промелькнула предательская мыслишка. — Да нее, не мог»,— тут же ответил я сам себе.

Нащупав пульс на шее Богдана, я с облегчением выдохнул:

— Живой.

— Кончено, живой, — хмыкнул Прокоп и кивнул на грудь Богдана, которая то поднималась, то опускалась. Собрал с земли немного снега и начал растирать лицо сына.

Богдан приоткрыл глаза и уставился на нас, а после, приподняв голову, произнес:

— Тятя, — и глупо улыбнулся.

— Тятя, — кивнул Прокоп, вот только его голос не предвещал ничего хорошего.

Схватив за грудки сына, он одним движением поднял его и тут же отвесил оплеуху, да такую, что голову Богдана замотало из стороны в сторону. И отпустил его, Богдан же пошатнулся

— Ты чего удумал, а? — И Прокоп начал наступать на сына, а Богдан пятиться назад.

— Тятя, ты чего? Мы ж учебно, так, баловство, — попытался оправдаться Богдан, от его боевитости не осталось и следа. В глазах читался откровенный страх.

— Просто баловство, я все видел. Я видел, как ты бил! Андрей не развернулся, а ты ударил. Да еще в шею метил, орясина, Андрей еще не отошел от болезни, трех дней не прошло, как он поднялся, а ты, — прошипел, словно змея, Прокоп.

Я облегченно выдохнул, ведь гнев Прокопа направлен не на меня. Случись мне с ним закуситься, не факт, что справился бы. Наблюдая за происходящим, желания вмешиваться в воспитательный процесс я не чувствовал. Прокоп был прав, и, если бы не он, мне самому пришлось бы Богдану отвесить пару тумаков.

— Да мы же шутейно, я бы остановился или увел удар. Андрей, ну скажи, — жалостливо протянул Богдан, глядя на меня. Я же лишь прикрыл глаза в ответ на его мольбу.

— Шутканул, значит, да, — тут же рыкнул Прокоп. — Я тоже хорошую шутку люблю, сынок. Так пошучу, всю жизнь помнить будешь. Всю шкуру с тебя неслуха сдеру, может, ума прибавится. — А ну на конюшню пошел, живо!

— Так, нам же завтра на смотр, — попытался отстрочить наказание Богдан.

— Ничего, без тебя управимся, а ну пошел живо.— Прокоп схватил сына за волосы и потащил на конюшню.

Помимо меня, за воспитанием Богдана наблюдали все жильцы подворья, включая его мать, даже пару детишек было.

— Вам что, заняться нечем? — гаркнул я на любопытных. Все тут же рассосались, кроме Марфы, матери Богдана, она прижала к лицу руки и жалостью наблюдала, как Прокоп тащит Богдана.

— Вот и потренировался, — пробормотал я и, подобрав саблю, уселся на лавку.

Спустя пару минут, с конюшни раздались крики Богдана, полные боли и страдания.

— Вместо тысячи слов, — усмехнулся я.

«Папа вам не мама. Не доходит через голову, дойдет через жопу»,— начали всплывать у меня разные эпитеты в голове.

Была в них какая-то народная мудрость целых поколений. Меня воспитывали с помощью ремня, и я так воспитывал своих детей, так как детишки частенько отказываются понимать нормальные слова, как ни пытайся объяснять.

Через десяток минут крики прекратились, и из конюшни появились Прокоп и Богдан.

Богдан направился домой нетвердой походкой, кутаясь в кафтан, накинутый на голые плечи, а Прокоп в мою сторону.

— Ты прости, Андрей, коли обидели чем, — тихо произнес Прокоп, смотря в землю.

— Пустое, Прокоп, — махнул я рукой. — Заигрались, вот и вышло. Вряд ли Богдашка хотел меня ранить.

— То верно, — кивнул мой послужилец. — Урок я ему преподал, надолго запомнит. — Вы, если решите биться шутейно, лучше деревянные сабельки берите. На сабле, поди, зарубки остались, править надобно, — проворчал Прокоп. — Да и меня лучше зовите, я покажу все, что знаю. Отец-то твой, Андрей, не успел всю науку передать, — со вздохом закончил он.

— Как он умер? — спросил я. Справочник насчет этого молчал, как и насчет фамилии.

Прокоп глянул на меня с удивлением, и мне пришлось пояснить:

— Наверняка ты сказывал, а я вот, как очнулся, думал об этом и даже вспомнить не могу лицо отца или матери.

— Вот оно как, — протянул он. — Видно, сильно приложило, — на что я только кивнул.

— В Цареве мы рубежи стерегли, туда сейчас часто ногаи приходят торговать, в основном лошадьми, а мы и рады скупать. Вот только они и озоровать могут, да мимо города пройти, надеясь пограбить или еще какую бучу учинить. Часто и посольство с купцами на Москву идет. Наглые они! — начал рассказывать Прокоп.