Наследник (СИ)

— Погоди, твой же отец Белев, а никакой не Старицкий, — медленно произнес Поздей.

— А вот так, — развел я руками. — Никакой он не Белев, а самый что ни на есть Старицкий. Мать же его звали Софья, хотя вы, может, и не знаете о том, и была она Волынская. В этой же грамоте упоминается еще и Петр Волынский, мой прадед. Да, помимо этого, есть вырванные страницы из церковных книг, в которых написано о свадьбе Василия Старицкого и Софьи Волынской, и что у них сын народился, названный Володимиром, — пояснил я.

— Эт как же, ты княжеского роду, получается? А как же Белев? — с непониманием спросил Олежка.

«Может, он туповатый или его дед в детстве случайно на камень обронил?» — мелькнула у меня мысль.

— Выходит, княжеского, — кивнул я. — Думаю, не было никакого Белева, или почти не было. Прадед Петр подделал грамотки о нем или еще чего измыслил, а после дочь с внуком под Гороховец отправил, а дальше и сам помер.

Прохор же сидел и улыбался, не говоря ни слова, а в его глазах так и играли бесята.

«Наслаждается гад», — возникла у меня мысль.

Не знаю уж отчего, но дед веселился и просто наслаждался ситуацией.

— А чего же он так поступил, ну, прадед твой? Отчего отец твой стал Белевым?

— Испужался Петрушка, вот и все, понял, куда влез, — довольно хмыкнул Прохор, и мои дяди, его дети, уставились с непониманием отца.

— Ох, что ж вы за бестолочи такие? Хотя, может, и не слышали, это я часто слышал о казанском походе, когда мал еще был, и о воеводах тех. Так вот знайте, что Старицкие — это были первые царевы родичи, еще царя Иоанна Васильевича. Шуйские и все прочие им в подметки по рождению не годились, а о Годуновых всяких и речи вообще нет. Так что знайте, сыны, мы за одним столом сидим с первым после царя на всей земле нашей, — довольно произнес Прохор.

Его слова были как разоравшаяся бомба, что Олешка, что Поздей уставились на меня в немом удивлении, а глаза и вовсе округлились.

Над столом повисла тишина.

— Деда, может, не надо было вот так прямо в лоб? — попытался я разрядить обстановку.

— А чего им будет-то? — хмыкнул Прохор. — Ты глянь, как у них морды-то перекосило, — и он засмеялся. Скорее, даже заржал, гулко и громко, а главное, заразительно, я тоже не удержался от смеха.

Дяди же скуксились и неодобрительно глянули на отца, промолчав. Ну еще бы, попробовали бы они ему что-то против сказать, в бараний рог тут же их скрутил бы. Сразу видно, кто в доме хозяин!

— Так чего думаешь, Андрей Владимирович? — отсмеявшись, спросил дед. Голос у него был серьезен, да и по отчеству он меня назвал, видать, шутки кончились. — Не зря же ты эту грамотку нам показал, а не сжег.

— Совета испросить хотел, деда. Ты много пожил, много видел, вот и хотел услышать, что ты скажешь.

— Совета, — и старик прищурился, глянув на меня хитро. — Совет — дело хорошее, только и я бы хотел услышать, что ты думаешь насчет наследства такого.

— Чего думаю, — хмыкнул я. — Опасно это все. Для меня и для родичей моих. Убить могут, многим поперек горла может стать появление Старицких. Тем же Шуйским, да и неизвестно, как царь прореагирует.

— Борис — да, явно не обрадуется, — зло выплюнул Прохор.

Да, не любят его здесь, сильно не любят.

— Так нету больше Бориса Царя, был да весь вышел. Помер он, — произнес я.

— От как, — крякнул дед. — Точно? — И его взгляд вновь похолодел.

— Весь торг в Нижнем Новгороде о том болтает, что в апреле умер он.

— И кто ж за место него сядет-то? — вслух произнес дед, ни к кому не обращаясь.

— Думается, сын его Федор, но не усидит, сила за Дмитрием Иоанновичем. Лето не пройдет, как он сядет на отцовский трон, — вырвалось из меня.

— Ишь ты, — мотнул головой дед.

— С чего так думаешь? — отмер Поздей и подключился к разговору.

— Так много чего на торгах болтают, вот и слушал. Многие за царевичем Дмитрием идут. Борис, покуда был жив, еще чего мог сделать. А нынче нет его. Многие Годуновых не любят, так есть за что. За Федором нет той силы, что поможет ему удержаться. Сами Годуновы да родичи их сильны, конечно, но… — и я махнул рукой.

— И что, прям так и болтают? — спокойно спросил дед.

— Ну, не так, но близенько совсем.

— Грамотку можно сжечь и забыть об этом, — начал говорить я, вот только сейчас был тонкий момент. — Но дедовская кровь взывает к тому, чтобы я занял подобающее место. Опасно то, но и выгоду великую несет. Как для меня, так и для родичей моих.

— Ну-ка, ну-ка, — подобрался дед.

— Коли я стану князем Старицким, то и мои родичи возвысятся. Я сейчас вовсе не о Волынских, которых в глаза-то и не видел. Вы отцу помогали, а после и мне. Помню о помощи твоей, деда, и заботе и никогда не забуду.

Меня не прерывали и ни о чем не спрашивали, лишь слушали. В воздухе так и витало напряжение. Я же прекрасно понимал, что если дед решит сжечь грамоту, а я воспротивлюсь, то не выйду из этой комнаты живым

— То отрадно мне слышать, — кивнул дед. — Так, как ты думаешь правом своим воспользоваться?

— К Марии думаю съездить, это сестра Василия Старицкого. Жива она, в монастыре под Москвой. Думаю людишками верными обзавестись и ждать.