— Ну а что, не такой уж я и ужасный человек. Получше некоторых!
—
— Какие силы? Тебе что-то известно? — Из её монолога я выхватил самое важное.
—
Мир вокруг резко побледнел. Солнце закрыло тучами, цветы поникли, трава пожухла, а ручеёк затянуло льдом. Лишь котёнок оставался прежним. Только его глаза стали ещё темнее и серьёзнее.
Я же почувствовал, как будто под ногами открывается огромная воронка, в которую меня начинает медленно засасывать…
— Эй, подожди! А если ты всё ещё в плену, как ты тогда со мной говоришь⁈
—
Её слова начинали тускнеть и доносились до меня как сквозь воду. Воронка под ногами закружилась быстрее, и мир вокруг с громким отвратительным чавканьем исчез…
… Я открыл глаза и закашлялся. Лёгкие как будто были набиты гвоздями, голова стянута в клещах, а каждый миллиметр кожи горел, как будто меня прямо сейчас жарили на медленном огне.
— О, очнулся! Так, ребята, поднажмите ещё! Если мы его потеряем, Шарапов нам головы поотрывает!!!
Обычно упоминание Шарапова ничего хорошего не обещало. Так вышло и в этот раз.
Тело пронзил новый спазм боли, в этот раз куда более сильной. На губах появился привкус крови, а спина изогнулась дугой, заставив позвонки опасно хрустнуть.
— Вот, теперь лучше… — Снова прозвучал тот же голос. — Все показатели в норме. Будет ваш Оскурит жить! Фух, мне точно нужно выпить… А вы позовите Шарапова и того сумасшедшего худого в костюмчике. Если узнает, что его господин очнулся, а мы его не позвали, он мне всю кровь выпьет…
Послышался звук шагов. Я прислушался к себе. Боль по-прежнему была сильной, но уже не сводила меня с ума как минуту назад. Кое-как я открыл глаза и огляделся.
Как и ожидалось, я был в больничной палате. Причём явно не стандартной. Просторная кровать, белоснежное бельё, модный ремонт, новая мебель. И это не считая самой современной аппаратуры!
Кто-то озаботился и пихнул меня в элитную палату…
— Господин, как же я рад, что вы очнулись! — Дверь распахнулась, и ко мне метнулся Альфред.
Он был настолько преисполнен чувств, что бросился обниматься. Стоило ему меня коснуться, как я содрогнулся от боли.
— Эй, я тоже рад тебя видеть, но давай полегче!
— Простите, господин! Я так рад вас видеть, что совсем забыл, как вам, должно быть, больно… — Камердинер виновато потупил глаза и отстранился.
— Ничего. Ты можешь рассказать, что случилось? Я помню, как мы сражались с Петром Борзовым. А затем он запустил режим самоуничтожения. После этого всё как в тумане…
— Вы правы, господин. В резиденции Борзовых были заложены артефакты, предназначенные для уничтожения замка, если он будет захвачен врагами. Пётр применил данный механизм, и замок взорвался. — Альфред говорил таким тоном, как будто выступал с лекцией по истории.
— Подожди, а почему я тогда жив? Я же не успел активировать защиту…
— Господин, здесь я должен признаться. Дело в том, что я нарушил ваш приказ… — Альфред выглядел таким виноватым, и я даже начал опасаться, как бы ему в голову снова не пришла мысль себя наказать.
— Что ты имеешь в виду?