Наследник волшебника

– Конечно же, я не предполагал, что затея окажется столь трудоемкой. Вся эта охрана, тревога, отсутствие компонентов. Я оказался в чрезвычайно затруднительном положении…

Один из серых грифонов испустил вопль. Тарквин махнул рукой:

– Да-да, сейчас я иду! Как бы там ни было, Ренфорд, мое небольшое приключение завершено, а они возвращаются в серые земли. Не могу сказать, что меня так уж сильно порадовало мое возвращение к жизни, ну да ладно. Я должен идти. Да и вы тоже. Вскоре этот храм станет неподходящим местом для смертных.

Тарквин протянул руку. Лайам пожал ее и попытался попридержать.

– Подождите! Я хочу вас спросить…

– Каково это – быть мертвым? Нет, Ренфорд, вам незачем это знать, – сказал старый маг, осторожно высвобождая руку. – Остальное додумайте сами. Эдил Кессиас поверит каждому вашему слову.

Тарквин произнес еще одну странно звучащую фразу, которую Лайам не сумел разобрать, и ковер начал медленно подниматься.

– Подождите!

– Вам незачем это знать, – повторил Тарквин.

А затем грифоны сорвались с места, взмыли к куполу и вылетели в окно. Ковер накренился и понесся за ними. Чародей, которого звали Тарквин Танаквиль, исчез.

Лайам встал с выступа, на котором сидел, и тяжело вздохнул:

– Кому это надо – знать, каково быть мертвым?

Список аптек и перечень снадобий лежал на алтаре, поверх книги заклинаний Тарквина. Он взял листок и вложил его между страниц почтенного фолианта, с корешка которого свисал обрывок цепи. Потом еще раз вздохнул и добавил:

– Я всего лишь хотел выяснить, почему этот храм вскоре станет неподходящим местом для смертных,

Из-за алтаря показалась Мопса:

– Эй, дядя!

Лайам повернул голову и неуверенно улыбнулся:

– Ну, отмычка, и что ты обо всем этом скажешь?

Девчонка ткнула пальцем в сторону сундука:

– Говорят, в нем лежит целое состояние.

– Может, и так, – согласился Лайам, – но я работал не с ним. Я работал там, – он указал на опустевшую клетку, – и тебе за то, что ты караулила, согласно легиуму, причитается десятая часть добычи. Загвоздка лишь в том, что добычи-то нет. Но я что-нибудь придумаю. А теперь перестань таращиться на сундук, и пошли.

Лайаму пришлось взять девчонку за плечи и увлечь за собой, но она все равно то и дело оглядывалась, жадно посматривая на укладку с храмовыми сокровищами.

– А что это был за старик?

– Один мой друг, – сказал Лайам и добавил мысленно: “умерший месяца два назад”.

– Еще один маг?

Мопса, похоже, уже успела забыть, как поразили ее поначалу и старик на летучем ковре, и грифоны. Она отнеслась ко всему случившемуся как к данности, и сейчас сокровища храма Беллоны были для нее несомненно важней.

– Нет, не еще один маг, а маг настоящий. Я никакой не маг.

– Ха! Ты – не маг!

Вдруг от ног Лайама и Мопсы потянулись по полу длинные черные тени; их породил свет, исходящий от алтаря.

Лайам замер, придерживая девочку за плечо, вслушиваясь в неясный гул, разраставшийся у них за спиной.

– Что это за свет… – Мопса дернулась, выворачиваясь из-под руки Лайама, чтобы взглянуть на алтарь. – Ой!

Зажмурившись, Лайам пробормотал что-то вроде молитвы, потом повернулся и открыл глаза.

На алтаре стояла Беллона.

Она сияла, но это сияние было совсем не таким, какое исходило от Двойника. Казалось, будто богиня выточена из огромного и прозрачного драгоценного камня, и золотистый свет, струящийся сверху, проходил сквозь нее, многократно усиливаясь и отбрасывая мириады лучей.

Чтобы не ослепнуть, Лайаму пришлось опустить взгляд и посматривать искоса, впрочем, разглядеть лицо богини он все равно бы не смог. Слишком нестерпимо сверкал окружающий ее голову нимб. Но все же ему почудилось, что она улыбается.

Беллона шагнула вперед и сошла с алтаря, хотя глыба была высока и так плавно сойти с нее не сумел бы и человек, вдвое превышающий ее в росте. Она даже казалась миниатюрной, но, приближаясь, вдруг потянулась и достала из-под купола опустевшую клетку. Клетка в ее руке тут же принялась уменьшаться – и уменьшалась до тех пор, пока не сделалась размером с игрушку. От каждого шага богини весь храм – как, наверное, и весь Саузварк – сотрясался, но Лайам и Мопса даже и не пытались бежать – их ноги словно приросли к полу.

Когда богиня приблизилась, Лайам упал на колени, дрожа от благоговейного ужаса и стыдясь собственной слабости. Такое с ним случалось только однажды – в присутствии Повелителя Бурь. Два чувства – стыд и восторг – полностью завладели его существом, и голова Лайама склонилась, словно ее пригнули незримой, но властной рукой.

– Лайам Ренфорд, – звучно произнесла Беллона, и глас ее раскололся на тысячи голосов, разнесшихся по всему храму. – Ты оказал мне услугу. За то, что ты очистил мой дом, я дарю тебе это.

Богиня взяла руку Лайама и вложила в нее клетку, сделавшуюся теперь совсем крохотной.

– Услуга твоя не будет забыта, – отразились от стен тысячи голосов, и Беллона, прошествовав мимо оцепеневшей пары, широко распахнула двери своей обители.