Наследник волшебника

Лайам охотно принял приглашение. Дома у Кессиаса было уютно, а его слуга Бурс имел немало достоинств и плюс к тому отлично играл на флейте. В дружелюбном молчании мужчины зашагали по Храмовой улице. К тому времени, как они добрались до дома эдила, стемнело уже окончательно, и Кессиас, распахнув двери, громко потребовал свечей и горячей воды.

— И еще чистые носки, Бурс, для известного тебе господина!

Бурс выглянул из кухни, убедился, что господин ему и вправду известен, и снова исчез.

— Я схожу прогуляюсь до площади, — сказал Кессиас, когда Лайам рухнул в кресло и принялся стаскивать сапоги. — Наверняка уже появились какие-то вести о кораблях, убывших из Саузварка, и об излюбленных местах обитания призраков.

И эдил, усмехаясь, вышел, оставив Лайама за не очень приятным занятием — тот как раз снимал изодранные присохшие к ранкам носки. Шутка Кессиаса вновь навела Лайама на размышления о бродящем по Муравейнику призраке. Этим призраком вполне мог оказаться дух Двойника, если, конечно, вор мертв.

— Чем это вы занимались? — спросил вернувшийся Бурс. Он принес таз с горячей водой и полотенца. — Ловили акул, используя вместо приманки свои ноги?

— Забирался по стенке на крышу храма, — с усмешкой пояснил Лайам. Действуя как можно осторожнее, он вымыл ноги и, к радости своей, обнаружил на них всего несколько серьезных порезов; покрывавшая ступни кровь натекла в основном из ссадин. Но вот носки безвозвратно погибли, и Лайам, благодарно улыбнувшись, принял из рук слуги чистую пару.

— Опять неприятности из-за этой новой богини? — полюбопытствовал Бурс.

— Да. Сегодня после обеда на Храмовой улице вспыхнула драка.

— И вы, чтобы вас не помяли, полезли на стенку?

Лайам рассмеялся. Ему всегда нравился слуга Кессиаса — особенно своим чувством юмора и непринужденной манерой держаться. Он напоминал этим Боулта, и Лайам вновь поразился свойству эдила притягивать к себе незаурядных людей. Его стражники были всегда расторопны, но не имели привычки заискивать и лебезить, а Бурс никогда не стеснялся высказывать свою точку зрения на многие вещи. Он когда-то учился игре на флейте у отца Кессиаса, знаменитого дипенмурского барда, и знал эдила еще мальчишкой. По неведомым Лайаму причинам Бурс отказался от завидной карьеры придворного музыканта и последовал за Кессиасом в Саузварк.

— Совершенно верно. И сидел наверху, пока эдил не навел порядок.

— Что он и сделал, раздав несколько оплеух?

— Да, примерно так все и было.

— А теперь, расхрабрившись, вы взялись ему помогать?

Это было весьма проницательное предположение, и Лайаму сделалось любопытно, что же навело слугу на такую мысль.

— Ну, в общих чертах, да. В меру моих скромных сил и талантов.

Ответом ему была загадочная улыбка.

— Кессиас много рассказывал о ваших скромных талантах, мастер Ренфорд. Вы даже не догадываетесь, как много. Не далее как вчера он заметил, что, если вы согласитесь работать с ним в паре, всю заварушку на Храмовой улице можно будет уладить вот так, — и Бурс щелкнул пальцами.

Лайам недовольно фыркнул. Сказанное его совсем не обрадовало.

— Хм. Окажи мне услугу, Бурс. Всякий раз, как ты услышишь подобную чушь, старайся заставить своего господина прикусить язычок.

Слуга лишь расхохотался и вышел, — чтобы вернуться через минуту с кружкой вина.

— Вы человек молодой, мастер Ренфорд, и хотя вы многое повидали, но пока еще не научились всматриваться в себя. Вы не знаете своей истинной ценности.

Подобный поворот разговора также не пришелся Лайаму по вкусу. Ну да, вероятнее всего, он и вправду не знал пределов своих возможностей, — но он и не очень-то рвался это узнать, и понимающая улыбка, появившаяся на губах Бурса, лишь усугубила его раздражение.

— Верно подмечено, — сказал он наконец, — но кто из людей знает себе цену? И кто, если на то уж пошло, стремится ее узнать? Девять человек из десятка живут как придется и оценивают себя лишь по тому, что говорят о них окружающие.

— Только не вы, — возразил Бурс. Он явно не желал углубляться в философские рассуждения. — Кессиас говорит, что вы огорчаетесь, когда кто-то называет вас чародеем. Девять человек из десятка постарались бы раздуть этот слух.

— Эти девять из десяти — идиоты, — пробормотал Лайам. Тарквин был чародеем, и что он от этого выгадал? Получил нож в грудь?

— Идиоты, только вы, опять же, в эту девятку не входите. Вам нужно лишь чуточку больше верить в свои силы и… выпить вина.

А Бурса, оказывается, еще и зануда, уныло подумал Лайам.

— Выпью, если мы прекратим обсуждать мою драгоценнейшую персону.

— Как вам будет угодно, — отозвался слуга. Но улыбка его явственно говорила, что победа в этом маленьком споре осталась за ним.

11

Вскоре вернулся Кессиас и сразу же отправился на кухню, за вином. Затем он умостился в кресле напротив Лайама и стал выкладывать новости.

— В последнюю неделю из Саузварка отплыл лишь один корабль — «Удалец», так возмутивший городских бакалейщиков. Он вышел в море пять дней назад, с первым ночным приливом.

Лайам понимающе кивнул. Это была та самая ночь, когда его дом обокрали, а на иерарха Клотена напали.