Наследник встал рано и за уроки сел… Как учили и учились в XVIII веке

16 октября. Его высочество изволил проснуться в семь часов и весьма не весел был, что так поздно. Потом неудовольствие гораздо уменьшилось, и до слез почти дошло, что госп. Остервальд, пробывши вчерась долго на маскараде, не приходил часу до одиннадцатого. Великому князю одевшись хотелось сесть за ученье, а госп. Остервальда по утру часы для истории. После ученья раскаивался в своем нетерпении. Перед обедом забавлялся его высочество около маленькой электрической машины; гайдуков и других при нем электровали. Часу до третьего дожидались мы Никиты Ивановича. И его высочество ожидал весьма терпеливо, хотя и говорил, что кушать очень хочется… Вставши из-за стола, веселился государь электризацею. В четвертом часу изволил сесть за ученье; у меня очень хорошо учился. Часу в шестом сели мы играть в три-три… Потом порезвился его высочество. Сели ужинать. За ужином разговаривали о маскараде, где было мещанство. Потом разговорились о бывших в Москве маскарадах; какая ужасная теснота там была; что все дворянство по большей части там и проч. Его высочество с восхищением вспоминал о житье московском. И кроме сего, когда ни придет к речи, всегда изволит показывать охоту пожить в Москве. Ужинал у нас господин Фузадье[113]. Я между прочим сказывал великому князю о маленьком его сыне, как он прилежен и что я один раз застал его, что сидит и пересматривает чертежи в универсальной истории о путешествиях. Вставши из-за стола, разулся его высочество, и господин Фузадье обрезывал у него ногти.

29 октября. Сего утра госп. Клерет[114] вырвал у него зуб, который уже гнить было начал. Великий князь долго не изволил допускать его, но потом скрепился и дозволил зуб вырвать. Одевшись, изволил его высочество сесть учиться… Но мне от его высочества, как я приехал, прием не столько был ласков, чтоб я имел причину быть им доволен. В изыскании тому причины особливо здесь я входить не хочу. Но примечу только, что часто на его высочество имеют великое действие разговоры, касающиеся до кого-нибудь отсутствующего, которые ему услышать случится. Неоднократно наблюдал я, что когда при нем говорят что в пользу или в похвалу какого-нибудь человека, такого человека после видя его высочество склонен к нему является; когда ж, напротив того, говорят о нем не выгодно и хулительно, а особливо не прямо к его высочеству с речью адресуясь, но будто в разговоре мимоходом, то такого государь великий князь после увидя, холоден к нему кажется. Сели за стол… разговорились мы о государе Петре Великом; некто прешед молчанием все великие качества сего монарха, о том только твердить рассудил за благо, что государь часто напивался до пьяна и бил министров своих палкою; другой некто, из неосмотрительного подражания такому отнюдь не позволительному разговору в присутствии его высочества, прибавил к тому, что как государь бил палкою в одно время некоего генерала, немца… Прежний некто продолжал, что только-де и известно государей-драчунов по истории, что Петр Первый да покойный король прусской, отец нынешнего короля. Потом как зачал он выхвалять Карла XII, короля шведского, и я сказал ему, что Вольтер пишет, что Карл XII достоин был в армии государя Петра Великого первым солдатом, то спросил у него его высочества, неужели это так? На сие говорил он его высочеству, что, может быть, и написано, однако то крайнее ласкательство; наконец как я говорил о письмах государевых, которые он из чужих краев писал сюда к своим министрам, и упоминал, что для лучшего объяснения его истории надобно непременно иметь и те письма; что я многие у себя имею и проч.; то первый некто никакого более на то примечания не изволил сделать, как только как смешны эти письма тем, что государь в них писывал иногда: «мингер адмирал» и подписывал: «Питер». Признаюсь, что такие речи жестоко меня тронули, и много труда мне стоило скрыть свое неудовольствие и удержать запальчивость. Я всему разумному и беспристрастному свету отдаю на рассуждение, пристойно ли, чтобы его императорское высочество, престола российского наследник и государя Петра Великого родной правнук, таким недоброхотным разговорам был свидетель?..

Посем разговорились о канцлеровом путешествии и после о переводчиках академических: Теплове[115], Голубцове[116] и Лебедеве[117]. Я говорил, что они очень хорошо по-русски знали и хорошо переводили. Первый тот некто сказал на то: «однако ж они все одной вить смертью умерли, то есть спились». Тут, тотчас оборотясь ко мне, изволил говорить великий князь: вот слышишь ли, вить это не ложь, я думаю? Я отвечал, что коротко их не знал, и о кончине их не известен, и что и того не знаю, почему и тот господин такие подробности мог ведать. После стола порезвясь его высочество изволил сесть учиться. Потом пошли на маскарад со всем маленьким нашим прибором… С маскараду пришли мы в девятом часу в начале. Его высочество очень гневным изволил себя против меня оказывать. А проступки своей истинно никакой не знаю.