Наследник Земли кротких [СИ]

О возглавителе обновленцев епископе Антонине Грановском и вообще говорили, что у него внешность сатанинская. Рост высокий, взгляд горящий, Чёрная как смоль борода. Епископ-обновленец огорошил москвичей заявлением, что патриарху Тихону не понравилось, что он, Антонин, совершал литургию среди народа, «а не в шкафу». «Это алтарь-то шкаф?!» Очень скоро Антонин Грановский покинул ряды «Живой Церкви», заклеймив её словами, что «это поповский профсоюз, желающий только денег, наград и жен». В конце жизни Антонин Грановский, тяжело болея, раскаялся в своей обновленческой деятельности и примирился с Православной Церковью.

Но в 1922-м году этого никто знать не мог. На наших глазах рушилась главная опора в нашей свинцово-тяжелой жизни — русская церковь. Было страшно, было пронзительно больно. Стены зданий и обшарпанные оградки обклеивались богохульными карикатурами на патриарха и духовенство, повсюду резали взгляд циничные плакаты. Глаза от земли поднимать было противно. «Не надо нам раввинов, не надо нам попов. Бей буржуазию, дави кулаков».

Но совсем рядом, в храме Николая в Клённиках служил, напрямую разговаривал с Богом, отец Алексей Мечев. Всегда можно было прийти за утешением в Георгиевский храм к батюшке Владимиру или к его супруге, Марии Петровне, она тоже могла ласково погладить по голове так, что становилось легче.

Нам с Зикой та исключительно холодная зима 1922-года далась нелегко. Заработка машинисток на жизнь не хватало, мы голодали и замерзали в своей плохо отапливаемой квартире. И я все чаще думала, что надо начинать продавать книги из библиотеки отца. Но так тяжело было решиться на тот шаг. Я пришла за благословением и поддержкой к отцу Владимиру. Выслушав меня, он вздохнул и долго молчал. Батюшка любил книги. До революции он руководил Библиотечным обществом. Как сейчас помню, как бережно, даже благоговейно, отец Владимир держал в руках книги из своей библиотеки. Ему трудно было решиться, благословить меня, начать распродажу. Но голод, но даже за дрова нужно платить, но он не мог ничем мне помочь, они с матушкой голодали сами.

За дверью послышались шаги, и комнату вошел отец Алексей. У него было больное сердце, ходил батюшка с трудом, но я почему-то помню его лёгкую поступь, тихие шаги. Даже когда отец Алексей был встревожен или огорчён, а так было почти всегда в ту зиму, он все равно нёс с собой тихую радость. Это трудно понять, ни разу в жизни не встретив, я знаю. Однако не просто так отца Алексея Мечева называли Московским Утешительным батюшкой.

- Благословляй, Володя, — грустно улыбнувшись, сказал батюшка. — Времена-то какие. Изъятие церковных ценностей — только начало. Будем учиться, не привязываться ни к чему земному, да, Тася?

И не смотря на страшный смысл его слов, я, сама не зная почему, счастливо улыбнулась в ответ.

- Философские, исторические книги пока оставь. Начинай с научных книг. Они тебе вряд ли пригодятся. Подшивки журналов можешь продать, — батюшка меня благословил, положил руку на голову и задержал руку на затылке, молясь обо мне. То была наша последняя встреча вот так, с глазу на глаз. Я потом весь вечер улыбалась, чувствуя, как душа тихо поет от счастья.

Те книги, которые я определила на продажу, мне удалось очень выгодно продать. Тогда Лубянская площадь выглядела немного иначе, чем сейчас. Никольская улица выходила на площадь через Проломные ворота Китайгородской стены. И возле этой стены были тогда книжные ряды. Там-то я отцовы книги и распродавала. Но не всё распродала, как ты знаешь, Олечка. Часть отцовой библиотеки удалось сохранить. Значительную часть. Надеюсь, ты когда-нибудь всё же прочитаешь русских философов начала двадцатого века.

* * *

Пасху 1923-го года мы воистину отмечали с радостью и со слезами на глазах. Чекисты, конечно же, не могли не заметить дружную Маросейскую общину и ревностного священника, служившего так близко от Лубянки. Отца Алексея несколько раз вызывали. Говорили, что в последний раз они его отпустили, испугавшись, что он умрёт прямо у них на глазах. «Довели, значит, до сердечного приступа». Так поняли шутливые слова батюшки его духовные чада. И та пасха была последним служением отца Алексея в его храме. После чего он слёг окончательно и больше не вставал.

Тогда, из-за эгоцентризма молодости, я не оценила, как тяжко было отцу Владимиру. Ведь батюшка Алексей стал ему духовным наставником и другом. Однако события, последовавшие сразу вслед за последней болезнью и кончиной Московского утешителя, и вернули о. Владимира в канцелярию патриарха.

После пасхи обновленцы собрали собор и попытались лишить патриарха Тихона патриаршества. Патриарх отказался признать законность требований собора, тогда его отправили в зловещие подвалы «самого высокого здания в Москве». Но заграничные церкви принялись активно выражать свой протест против ареста первоиерарха русской церкви. Но Ленин тогда был серьезно болен, партийная верхушка размышляла о переделе власти. И в такой обстановке окончательно умучить русского патриарха было бы политически неверным решением.