— Но ты ведь уже здесь, — сказал я. — Давай ложись спать.
Я отвел ее в спальню.
— Умойся, а то у тебя тушь потекла.
Она послушно пошла в ванную. Я погасил в спальне свет и залез в кровать. Слышался шум воды. Скоро дверь ванной открылась, и в потоке света появилась ее фигура.
— Сейчас я выгляжу нормально? — спросила она.
Я не видел ее лица, оно было в тени, но против света сквозь ночную рубашку просвечивал ее силуэт, и я засмеялся. То, что я видел, выглядело нормально.
— Ты выглядишь чудесно.
Она погасила свет в ванной и легла в кровать. Я подвинулся, давая ей место.
— Нет, Стив, — попросила она. — Обними меня.
Я обнял ее, и она положила голову мне на плечо. Минуту она лежала спокойно, затем внезапно села. Быстро скинула через голову ночную рубашку и снова прижалась ко мне.
— Так лучше, — прошептала она. — Я хочу чувствовать твое тело. — Она повернулась и положила мою руку себе на грудь.
Я чувствовал, как ее соски становятся тверже. Во мне начал просыпаться жар. Теперь я не мог заснуть и беспокойно заворочался.
Она принялась ласково гладить меня.
— Ты извини, Стив, — прошептала она. — Мы не сможем трахаться целую неделю.
— Я знаю, — хмуро сказал я. — Давай попытаемся заснуть.
Движения ее руки прекратились. Я закрыл глаза. Через несколько минут она снова заговорила:
— Поцелуй меня разок, Стив.
Я нежно поцеловал ее, и она ответила мне на поцелуй. Закрыв глаза, она прошептала:
— Стив.
— Да?
— Пообещай мне кое-что.
— Что?
— Сначала пообещай. — Она вела себя как ребенок.
— Ладно, обещаю.
— С утра не смотри на меня. Они мне все там обрили, и мне стыдно.
Я тихонько засмеялся.
— Пожалуйста, давай спать.
Я мог этого и не говорить, она уже спала. Я посмотрел на нее. В темноте она казалась такой юной и беззащитной. Я закрыл глаза.
Но тепло и запах женщины не давали мне уснуть. Когда я встал с постели, она даже не шелохнулась. Я прошел в гостиную и в конце концов заснул перед телевизором, когда пытался смотреть какую-то передачу.
Глава шестая
Мне было шестнадцать лет и я учился в выпускном классе, когда погибли мои родители. Это был один из тех бессмысленных несчастных случаев, которые происходили во время войны. Согласно правилам светомаскировки все огни автомобилей должны были быть закрашены черным в верхней части, чтобы их нельзя было увидеть с воздуха. Когда идущий навстречу автомобиль поднимался в гору и свет его фар ударил отцу прямо в глаза, он чуть повернул вправо, стараясь избежать столкновения. Этого оказалось достаточно.
Огромный «паккард» съехал с дороги и упал в пропасть глубиной сто метров, перевернулся дважды, ударившись о скалы, и исчез под десятиметровым слоем воды.
— Мужайся, — сказал мне мистер Блэйк, адвокат, когда я, с сухими глазами, сидел в его кабинете после похорон. — Все произошло быстро и безболезненно, они даже не поняли, что случилось.
Я посмотрел на мою тетю Пруденс, сидящую по другую сторону стола. Ее имя никак не соответствовало ее характеру.[1]
Много лет назад она переехала из Нью-Бэдфорда в Кейп-Энн. Мой отец редко упоминал о своей младшей сестре, но я слышал о всех ее похождениях.О том, как она влюбилась в одного художника и поехала за ним в Париж, где он ее бросил и вернулся к своей жене. О других ее романах, про которые постоянно судачили. Наконец она вернулась в Нью-Бэдфорд.
Мой отец не подозревал, что она в городе, пока она не появилась в его конторе в банке. С ней был пятилетний малыш, крепко вцепившийся в ее юбку.
— Привет, Джон, — сказала она.
— Пруденс, это ты? — удивленно спросил мой отец.
Она посмотрела на мальчугана.
— Dit bon jour au monsieur, Pierre,[2]
— сказала она.— Bon jour,[3]
— смущенно сказал мальчик.— Он говорит только по-французски, — объяснила тетя Пруденс.
— Кто это? — спросил отец, глядя на нее.
— Мой сын, — сказала она. — Я усыновила его.
— Ты считаешь, что я в это поверю? — спросил отец.
— Да мне все равно, поверишь ты или нет. Я пришла за своими деньгами.
Мой отец знал, о чем она говорит. Но он был воспитан в старых традициях Новой Англии. Женщинам нельзя доверять деньги, пусть даже они перешли им по наследству.
— Предполагается, что деньги должны лежать в банке до тех пор, пока тебе не исполнится тридцать лет. Таково было завещание отца.
— В прошлом месяце мне исполнилось тридцать, — объявила она.
Наконец отец перевел взгляд с мальчика на нее.
— Значит, тебе тридцать, — сказал он с легким удивлением в голосе. — Значит, тебе тридцать.
Он поднял телефонную трубку и попросил принести ее счет.
— Тяжелые были времена, — пояснил он. — Но мне удалось оставить твой вклад нетронутым и даже немного увеличить его, несмотря на то что ты снимала проценты, как только они набегали.
— Я не сомневалась в тебе, Джон.
Отец уже немного пришел в себя.
— Будет разумнее, если ты оставишь деньги здесь. Сейчас ты будешь получать почти три с половиной тысячи в год одних процентов. На эти деньги можно прекрасно жить.
— Конечно, можно, — согласилась она. — Но я хочу поступить по-другому.
— И как же ты хочешь потратить эти деньги?