— Я тоже, — я повернул ее к сцене и дал ей такого пинка под зад, что она вылетела прямо на середину сцены.
Она чудом не упала. Ей хватило времени только выпрямиться и оглянуться. Я ухмыльнулся и поднял вверх большой палец. Она повернулась к зрительному залу, и в этот момент занавес стал подниматься.
Оркестр заиграл мелодию одной из ее песен, но голос Жанны сначала был почти не слышен из-за оглушительной овации. Все знали эту песню «Песня, идущая из сердца». Она пела ее, когда ей было только пятнадцать лет.
Я смотрел на нее и не верил своим глазам. Что бы там с ней ни было, но голос остался прежним. Может, не такой молодой, как раньше, может, не такой сильный, но в нем было очарованье. Красота и боль, грусть и радость. Четырнадцать минут, до начала первого рекламного ролика, она стояла и пела. Когда она вернулась за кулисы, лицо ее блестело от пота, и она почти упала в мои объятия. Я чувствовал, что она вся дрожит, а зал неистовствовал.
— Я им понравилась, — прошептала она, будто не веря этому.
— Они просто обожают тебя. — Я повернул ее к сцене. — Иди и поклонись им.
Она посмотрела на меня.
— Но ведь это увеличит время?
— К черту! — сказал я, подталкивая ее к сцене. — Название нашего шоу «Жанна Рейнольдс в прямом эфире».
Она вернулась на сцену и поклонилась зрителям. Когда она снова подошла ко мне, ее лицо сияло.
— А теперь иди к себе и переоденься, — велел я.
Она быстро чмокнула меня в щеку и поспешила в артистическую уборную. Я посмотрел ей вслед. Я не стал говорить ей, что последний выход не пошел в эфир. Единственное, что телевидение никогда не перебивает, так это рекламные ролики.
Я пошел отыскивать ту парочку, что мы наняли для присмотра за Жанной. Наконец я обнаружил их вдвоем в маленьком просмотровом зале. Она подпрыгивала у него на коленях, и они были так заняты своим делом, что не услышали, как я вошел.
Я быстро подошел к ним, взял ее под руки и поднял.
— Какого черта… — начал было мужчина.
Девушка растянулась на полу. Я стоял и смотрел, как он судорожно пытается застегнуть брюки.
— Где вы были, когда она должна была выходить на сцену? — спросил я.
— Но мы ведь привезли ее в театр, — глупо сказал он.
Девушка поднялась с пола.
— Вы не должны были оставлять ее одну ни на минуту! — рявкнул я.
— Она была в порядке, когда мы привели ее в артистическую, — сказала девушка.
— Была! Вам нельзя было оставлять ее! — заорал я. — Вы оба уволены.
Через двадцать минут я нанял новую пару церберов и четко объяснил, в чем будут заключаться их обязанности. Они кивнули. Они знали, в чем дело. Не в первый раз получали подобную работу, ведь это же был Голливуд.
— После первого шоу сразу отвезите ее отдохнуть, — сказал я.
Первое шоу транслировалось на восточный и центральный часовые пояса, а надо было сделать еще одно — для Западного побережья.
— Привезете ее сюда во вторник на репетиции. И глаз с нее не спускать! Чтобы ни секунды не оставалась одна. Еда, сон, секс — везде вы должны присутствовать, ясно?
Я взглянул на часы: было без четверти шесть. Если поторопиться, то успею на семичасовой рейс в Нью-Йорк.
Я остановился и посмотрел на один из мониторов, стоящих рядом. Она пела с экрана и выглядела просто превосходно.
Внезапно я почувствовал, как устал. Я не знал, на сколько чудес меня еще хватит. Наверно, я смог бы проспать беспробудно целую неделю, но на это не было времени.
Завтра утром мне надо быть в Нью-Йорке, чтобы узнать, какой рейтинг у нас сейчас.
Глава десятая
В самолете я принял снотворное, но оно не подействовало. Я никак не мог отключиться, а надо было сделать еще так много. Одно шоу может оказаться удачным, но это не значит, что телесеть сразу будет котироваться по-другому. В голове у меня были почему-то тревожные мысли.
Я не смог бы описать словами, что меня беспокоило. Уж слишком все было легко. Может быть, в этом дело? Подошла стюардесса.
— Чего-нибудь желаете, мистер Гонт?
Я вымучил на лице улыбку.
— Принесите мне еще один двойной мартини.
— Но вы уже выпили один двойной, мистер Гонт, — сказала она. — Согласно правилам каждому пассажиру положено только два раза приносить спиртное.
— Я знаю, — сказал я. — Но вы ведь только один раз принесли мне выпить?
Она помедлила и кивнула. Я посмотрел, как она идет по проходу, и отбросил все мысли о сне. Я открыл кейс, достал бумаги и разложил на столике перед собой.
Мартини был просто замечательный. Закурив, я глубоко затянулся. Как бы мне избавиться от этого гнетущего чувства надвигающейся беды? Я смотрел на бумаги невидящим взглядом.