Наследники

- Да, Оноре. К тебе, может быть, все, что тогда говорил, относится меньше, чем к другим...

- И все же мне нужно разобраться самому. Слишком много и долго я был занят своей идеей. Наверное, это действительно одна из важнейших идей века. Но передо мной вдруг встал вопрос: зачем я уложил в гроб десять лучших лет своей жизни? Ради чего и кого? Это надо когда-нибудь выплеснуть из себя, Жан! Прости... Понимаешь, давно уже моя жизнь никому не нужна и не интересна. Как и большинство людей на земле, я существую неким функционером в жестком кругу обязанностей и догм. Должен был получить высшее образование, заложить фундамент карьеры, жениться на девушке из хорошей семьи, с хорошими деньгами... Все должен, должен! И относиться к этому должен был, как к должному, стремиться, любить... Зачем?! Никого не интересовало, что творится в моей душе. Каждый сострадательно и с радостью готов был гнуть ее и ломать...

Шьен вдруг вскочил и бросился к открытому окну. Его большое красивое тело замерло в напряженном внимании.

- Тихо! - неожиданно сухо произнес Оноре. - Жан, выключи свет. Очень странно.

Овечкин повиновался и, когда в комнате стало темно, спросил шепотом:

- Что странно?

- Если они вернутся. Это не по-африкански.

Глуховатый стук дизеля и отдаленные тревожные многоголосые шумы ночных джунглей затирали иные звуки. Но Шьен что-то слышал. Оноре метнулся к себе в комнату. Где-то рядом, в той стороне, где притаился спящий дом мсье Альбино, послышались голоса. Они приближались.

- Там наши ребята, - шепотом сказал Овечкин, угадывая, что Оноре снова в гостиной.

- Зажгите свет. - Оноре стоял у стены рядом с окном с пистолетом в руке.

- Э! Шеф Овэ, у вас все в порядке? - донесся голос Коммандана.

- Ваня, это мы! - крикнул Саня. - Комендант всех разбудил. В желтом свете, падавшем из окна, стоял Коммандан, "корреспондент",

Саня и полицейский без ружья. Ружье, наверное, охранял у двери кто-то

из ребят.

- Нам сказали, что тут стреляли. - Коммандан был величествен при полном параде. "Корреспондент" в неизменной белой рубахе играл часами-браслетом.

Оноре зло рассмеялся:

- Идите спать, негры!

- Помолчите, медсен. Мы беспокоимся о шефе Овэ. Отвечаем за него.

- Продажная образина, запри как следует своего гостя, да последи за ним, а то с ним может случиться беда.

- Все шутите, Жиро, - оскалился "корреспондент".

- Время шуток кончилось, как тебя там. Они ушли.

- Спокойной ночи! - крикнул Саня.

- Спокойной ночи.

- Давайте и мы укладываться, - буркнул Оноре хмуро. Овечкин все же посидел под душем и лег, завернувшись в мокрую простыню, как всегда, но так и не смог крепко заснуть и на час, хотя остаток

ночи прошел спокойно.

После завтрака Овечкин и Саня занялись делами строительства. Большой сложности в передаче не было, но, как во всяком деле, имелось множество мелочей, которые нередко и определяют его успешное и спокойное движение, которые необходимо учесть и не упустить новому человеку. Даже если он вроде бы в курсе этих дел. Ненадолго прервал их занятия "корреспондент". Он был необычно учтив. Предложил Овечкину место в своей машине, если он, конечно, собирается в столицу.

- А оставаться вам здесь опасно, - предостерег.

- Мы сами тут разберемся, - недружелюбно бросил Овечкин.

- Было бы предложено... - беспечно сказал "корреспондент", в очередной раз окидывая взглядом столовую и другие комнаты через распахнутые двери: беспорядок в "гостинице у Альбино" царил обычный, отнюдь не предотъездный. И оба - Овечкин и Саня - подумали, что именно это интересовало здесь "корреспондента".

Они смотрели, как он шел своей небрежной и вместе с тем пружинистой походкой по тропинке к амбулатории.

- Ну и тип...

Оноре стоял на невысоком бетонном крыльце, уперев руки в бока и свесив голову на грудь, а "корреспондент" - перед ним в конце тропы, смотрел снизу вверх и что-то говорил. Лица его не было видно, но по едва уловимым движениям крепкой спины и локтей сведенных на животе рук Овечкин и Саня почувствовали, насколько энергична была его речь. Потом Оноре поднял голову с криво ухмыляющимся ртом, и они отчетливо увидели, как он издевательски подмигнул "корреспонденту", неторопливо повернулся и ушел в дом, закрыв за собою дверь.

Овечкин даже во сне не хотел бы увидеть такое лицо, какое они увидели, когда "корреспондент" обернулся.

Через некоторое время впервые в "гостинице у Альбино" появился Оноре. Они пришли со Шьеном усталые, какие-то поникшие. Поздоровавшись, француз спросил с порога, когда они намерены уезжать.

- Завтра с восходом, - сказал удивленный и его визитом, и его вопросом Овечкин: ведь решение было принято при нем еще ночью.

- Лучше бы немедленно, Жан.

- Это невозможно, Оноре. - Овечкин указал на заваленный чертежами и бумагами стол.

- Жаль. Вуаля... - И они ушли.

Вечером, собрав чемодан, Овечкин вышел в гостиную. Там уже сидел Оноре

- Прощальный вечер, Жан. Посидим... - грустно улыбнулся француз. - Честно говоря, мне жаль расставаться с вами.

- Мне тоже, - искренне сказал Овечкин, забыв все разделявшее, отчуждавшее, раздражавшее их друг в друге длинные жаркие месяцы соседства.