Наследники

— Нет, представьте себе, и в наше время поэтическая меланхолия может тронуть женское сердце.

— Скучаю, Таня. По друзьям, по родным местам.

Помолчав, Таня спросила:

— Ну, а как чувствует себя товарищ Быстров?

Зарубин удивился.

— А что это вы вдруг им заинтересовались?

Слегка замешкавшись, Таня ответила:

— Была я на днях у Снеговых. Анатолий и Надя только о нем весь вечер и говорили. Какой он умный, какой серьезный, какой душевный. Невольно заинтересовали.

Виктор сказал просто:

— Что же, я могу подписаться под всеми этими определениями. Алексей Федорович действительно такой. Немного прошло времени, как все мы на стройке, а среди ребят он свой, будто всю жизнь знакомы. Когда что-то не выходит, обидел кто или просто на душе кошки скребут, все к нему идут. И сказать-то порой ничего не скажет, а уходишь с иным чувством. У нас в комитете этого пока нет. Не умеем мы так…

Таня задумалась.

— А отец почему-то не любит его…

Зарубин ничего не ответил.

Долго молчали. Потом Таня осторожно тронула Виктора за руку и проговорила:

— А о себе вы так ничего и не рассказали.

— О себе? А что рассказывать? Ей-богу, самая обычная биография. Ничего примечательного. Есть такое село Пески. Учился там, работал. Приехал сюда. Вот и вся биография.

— Не очень вы щедры на рассказы о себе.

— Честное слово, это все.

— А вы, оказывается, скрытный, Зарубин. И это правая рука комсорга строительства!

Виктор, взяв под руку свою спутницу, веселым тоном заявил:

— Чего нет, того нет. А вот повздыхать порой, по-моему, не грех. Иногда это даже полезно. Жизненные бугорки и ухабы тоже забывать нельзя, иначе хорошее от плохого отличать разучишься.

— И еще новое качество — философ.

— Сенека, как иногда говорит Костя Зайкин. В его устах это высшая похвала.

Таня рассмеялась.

— А он что, читал его работы?

— Не думаю. До этого он пока еще не дошел.

Когда Виктор и Таня подходили к палаткам, молодежь уже расходилась. Костя, встретив их, с ехидцей спросил:

— Как изволили прогуляться?

— Очень хорошо, — ответил Виктор. — А как ты тут? Поди, опять твистом девчонок покорял?

— До головокружения. А тебя, между прочим, ребята искали. Я им, конечно, все объяснил.

— Представляю это объяснение.

— Будьте спокойны. Сказано как надо.

Костя вдруг приложил палец к губам, призывая к тишине.

— Слышите?

Замолчали. Чуть слышно шелестели волны озера о песчаный берег, за полотном железной дороги неумолчно пиликали какие-то ночные пичуги.

— Ночь-то какая! Ну как тут будешь спать! — мечтательно сказала Таня.

— А может быть, действительно не спать? Давайте организуем какое-нибудь ночное происшествие? А? — предложил Костя.

Но Зарубин возразил:

— Насчет чего другого, а на происшествия ты горазд. Только завтра ведь рано вставать.

— Почему? Мы же во второй смене.

— Мне с утра надо быть на стройке.

— Все забываю, что ты у нас начальство. Раз такое дело, иди, бригадир, спать, а я провожу гостью до автобуса.

Зарубин засмеялся.

— Нет, зачем же, я сам провожу.

— Эгоист ты, Зарубин.

Виктор и Таня направились к автобусной остановке, а Костя к палаткам. Ничуть не смущаясь тем, что страшно фальшивит, он затянул:

Живем в комарином краю

И лучшей судьбы не хотим.

Мы любим палатку свою,

Родную сестру бригантин.

Шел и пел, пока чей-то сердитый голос не обругал его за то, что не дает людям спать.

Глава X. Вояж Кости Зайкина

Чем больше нарастали темпы работ на стройке, тем острее чувствовалась нехватка материалов. Бригады с боем брали каждый кубометр леса, каждый грузовик с кирпичом; около растворобетонных узлов выстраивались длинные очереди самосвалов, комсомольские «молнии» и строительная многотиражка нещадно ругали всех, кого можно было ругать.

Казаков каждый день докладывал Данилину о новых и новых чрезвычайных мерах, принимаемых снабженцами, но материалов по-прежнему не хватало. Бригады простаивали, красные и синие линии, отмечавшие на общепостроечной доске ход работ по главному корпусу, литейке, кузнице, некоторое время держались на одной точке, а потом скользнули вниз.

Данилину, Быстрову, Казакову стало трудно появляться на участках. Их то и дело останавливали бригадиры, мастера, начальники участков:

— Стоим без бетона.

— Нет металла.

— Ждем леса…

Данилин, зайдя как-то в партком, со вздохом вымолвил:

— Знаешь, парторг, если не сумеем поправить дело с материалами, то все наши споры, что раньше строить и что позднее, не будут стоить ломаного гроша. Ни черта мы не построим.

— Положение тяжелое, — согласился Быстров. — Выходит, не очень-то результативным оказалось обещание министра.

— Не скажи. И фонды, и наряды, и средства — все дано. Поставщики держат. Не признали нас пока ударной стройкой, медленно раскачиваются. Да и снабженцы мои… Неповоротливы, не привыкли к таким объемам и темпам. Хотя чудес от них требовать нельзя.