Читаем Наследники полностью

– Но есть же вдовцы, – стояла на своем Марфа. – Давай я поговорю с Александром Павловичем? Вдруг у него на заводе есть подходящий вдовец.

– Давай, – соглашалась Нюраня. – Пусть только Александр Павлович принесет мне Листок по учету кадров.

– Какой-какой листок?

– Такая бумага, которую заполняют при поступлении на работу. Фамилия, имя, отчество, когда, где родился, проживал ли на оккупированных территориях и так далее. К Листку прикладываются фотография и автобиография, написанная в произвольной форме. Завтра я схожу сфотографируюсь и напишу автобиографию. С пакетом документов Александру Павловичу ведь будет проще искать мне жениха?

– Ты шутишь! – доходило до Марфы.

– Конечно, шучу. Марфа, у меня все в порядке! У меня есть семья: Таня, Миша, Кеша, и я замужем за работой.

– Максимку Майданцева забыть не можешь? – предположила Марфа.

– И не стараюсь. Но уже очень давно тоска и печаль меня не гложут. Светлое воспоминание – и только. Недостижимое счастье. Летчиков много, а Юрий Гагарин один.

– Ты в Гагарина влюблена?

– Марфа, издеваешься?

– Шучу, не одной тебе насмехаться. Нюраня, после первого космонавта ведь и другие полетят!

– И на Марсе будут яблони цвести. Хватит меня сватать. Старого пса к цепи не приучишь. Ты мне про другое скажи. Вот прожили здесь три дня Клара и Виталий. Сколько же от моей дочери шума, гама, бестолковщины! У меня голова болела, пока они не укатили в крымский санаторий. А зятю Кларино мельтешение – хоть бы хны.

– Привык.

– Сомневаюсь, что можно привыкнуть к жизни на пороховой бочке. Тут что-то другое. Я вспомнила своего папу. Как уж его мама клеймила за нелюбовь к крестьянскому труду!

– А с него что с гуся вода, сидит досточки вырезает.

– Верно. Мама очень любила отца, это было заметно, Клара обожает мужа. Почему?

– Разве можно ответить, почему людей друг к дружке тянет?

– Папу не больно-то к маме тянуло, да и у Виталика я что-то не заметила пылкой страсти. Нельзя про любовь ответить «почему?» до свадьбы, в первые годы замужества. Потом наступает отрезвление, и подобные вопросы становятся уместными. Знаешь, что я думаю? Они не могли их съесть!

– Кто кого? – не поняла Марфа.

– Мама – папу, Клара – Виталия. Жуют, жуют, а проглотить не получается, выплюнуть обидно. Папу нельзя было съесть, потому что он был художник, творец, и все его мысли, чаяния были сосредоточены на его произведениях. Согласна? Но у Виталика-то какой секрет? Может, он марки собирает, или бабочек коллекционировать мечтает, или чеканкой увлекается, стихи пишет, рыбачит? Он ведь вполне образованный, нормальный, не тупой.

– Не тупой, – согласилась Марфа и надолго задумалась.

– Слушай, а может, он гуляет, по-тихому с любовницами встречается? – предположила Нюраня.

– Не, Клара бы пронюхала, от такой не погуляешь, да и в военном городке все на виду. Он добрый.

– Ну и что?

– Такой добрый, что позволяет себя жевать, проглотить его не получится, потому что доброта его очень твердая, но не каменная… мячики такие у детей бывают – из тугой-тугой резины, ее даже нож не берет.

– Расфилософствовались мы с тобой.

– Насплетничались, – уточнила Марфа.

– Интеллигентные женщины не повторяют сплетен, – хитро подмигнула Нюраня. – Они их сочиняют.

Татьянке было пять лет, когда родился ее братик Эдик – Эдюлечка, а у Клары вдруг материнские чувства проснулись. «Проснулись» – слабо сказано, точнее – взорвались, вылетели наружу, как струя горячего пара из пробудившегося гейзера. Клара слегка помешалась, отдавшись новому чувству: осыпала младенца поцелуями при каждом пеленании от макушки до пяток. Кормила грудью почти до года, еще и прикармливала с полугода: кашами, супами, мясным фаршем. У Эдюлечки, на радость маме, был прекрасный аппетит, а когда он все-таки отказывался от непрерывного приема пищи, Клара давала ему пососать соленый огурец – для возвращения аппетита.

Нюраня увидела внука, когда ему было около года, и он только пробовал ходить самостоятельно. Нюраня пришла в ужас: патологически толстый ребенок. Щеки лежат на плечах, живот огромный, выкатившийся, пухлые ручки к туловищу не прижимаются, ножки в перетяжках, на них вот-вот кожа лопнет.

– Ты что творишь! – напустилась Нюраня на дочь. – Ты зачем его раскормила?

– Тебя не спрашивали! – огрызнулась Клара. – Эдюлечка, зайчик! – сюсюкала она. – Съешь еще ложечку! Не хочет мой сладкий. А мама ему сейчас огурчика солененького даст… Кто у нас головкой мотает? А кто хочет кусочек колбаски?

– Клара, маленьким детям вредно есть соленое и копченое! Он умял порцию взрослого человека, а ты ему еще толкаешь огурец и колбасу!

– Чтобы пирожков поел.

– Ты ненормальная! Сама превратилась в бочку, легче перепрыгнуть, чем обойти, у Виталика пузо наметилось. Но вы взрослые люди. Преступно уродовать ребенка! Ожирение приведет к серьезным проблемам! Ты вырастишь инвалида!

Перейти на страницу:

Все книги серии Жребий праведных грешниц

Сибиряки
Сибиряки

Сибирь, двадцатые годы самого противоречивого века российской истории. С одной стороны – сельсовет, советская власть. С другой – «обчество», строго соблюдающее устои отцов и дедов. Большая семья Анфисы под стать безумному духу времени: хозяйке важны достаток и статус, чтобы дом – полная чаша, всем на зависть, а любимый сын – представитель власти, у него другие ценности. Анфисина железная рука едва успевает наводить порядок, однако новость, что Степан сам выбрал себе невесту, да еще и «доходягу шклявую, голытьбу беспросветную», для матери как нож по сердцу. То ли еще будет…Дочки-матери, свекрови и невестки, братья и сестры… Искренние чувства, бурные отношения, горячие нравы. Какие судьбы уготовило сибирякам сумбурное столетие? Об этом – первый роман трилогии Натальи «Жребий праведных грешниц».

Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова , Николай Константинович Чаусов

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза / Семейный роман
Стать огнем
Стать огнем

Любой человек – часть семьи, любая семья – часть страны, и нет такого человека, который мог бы спрятаться за стенами отдельного мирка в эпоху великих перемен. Но даже когда люди становятся винтиками страшной системы, у каждого остается выбор: впустить в сердце ненависть, которая выжжет все вокруг, или открыть его любви, которая согреет близких и озарит их путь. Сибиряки Медведевы покидают родной дом, помнящий счастливые дни и хранящий страшные тайны, теперь у каждого своя дорога. Главную роль начинают играть «младшие» женщины. Робкие и одновременно непреклонные, простые и мудрые, мягкие и бесстрашные, они едины в преданности «своим» и готовности спасать их любой ценой. Об этом роман «Стать огнем», продолжающий сагу Натальи Нестеровой «Жребий праведных грешниц».

Наталья Владимировна Нестерова

Проза / Историческая проза / Семейный роман

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза