Наследники

Толпа заколыхалась, загудела. Кто-то бросил камень в окно. Кто-то вскрикнул:

— На всякий случай!

Звон разбитого стекла заставил всех насторожиться, не начинается ли что-нибудь. Тогда полицейские, оттеснив первые ряды, быстрым движением извивающейся шеренги раскололи толпу.

Какой-то рабочий с совершенно белыми ресницами взобрался на фонарь и хорошо рассчитанным плоским голосом начал яростно говорить о предательстве капиталистов, которые всегда готовы пожертвовать интересами целой страны для… Он так и не кончил. Вероятно, чтобы иллюстрировать свой мысль, он указал правой рукой на вывеску с именем Ларсена, но левая, не выдержав его тяжести, соскользнула со столба. Рабочий свалился.

— А ведь это же верно! — сказал рядом стоявший старичок и уныло повел бровями, похожими на мохнатых гусениц. — Я не социалист. Но подумайте сами: этому негодяю хочется удесятерить свои миллионы, и потому — пусть себе погибает Дания! Пусть погибнет весь земной шар. Этакая подлость!

— Шпионов надо вешать, — яростно выпалила женщина в два обхвата. От нее сильно пахло рыбой.

— Шпионов? Откуда же вы взяли шпионов?

— А разве он не шпион? Ведь он продал Америке все наши чертежи. Наши планы. Вы, стало быть, не читали газет.

— Наши чертежи? Уж не вы ли их чертили?

— Теперь не до шуток! — желчно огрызнулся за торговку худой, плохо выбритый человек в измятом котелке и желтых ботинках. Его профессия угадывалась сразу: истребитель клопов, тараканов и мышей. — Не сегодня-завтра весь мир может полететь вверх тормашками. Впрочем, туда ему и дорога. Слишком много подлецов развелось на свете. Они торгуют чужими жизнями, чужими государствами и даже, как видите, чужим климатом (новый предмет торговли!). И правительство, связанное старыми дурацкими законами, нисколько не препятствует им в этом. Нет, уж лучше пускай будет война!

— Война? Кто сказал «война»?

— Вот этот.

Среди гула раздалась звонкая оплеуха. Затем глухие удары по котелку и спине. Истребитель клопов пригнулся к земле, нырнул в сторону и — растворился в людской толчее.

Вдруг резко прокричал автомобильный рожок. Толпа оглянулась. Показалось большое открытое авто и врезалось в массу. На сиденье вскочил высокий худой человек в цилиндре и повторил почти то же, что с балкона сказал чиновник. Это был бюргемейстер. Некоторые его знали в лицо. У него был приятный голос, внушавший доверие. Полицейские воспользовались отвлекшимся вниманием и снова провели через море голов живую борозду.

Двадцать пять минут спустя на улице оставались только небольшие группы зевак, тревожно озиравшихся по сторонам.

А еще через четверть часа стремительно нахлынули газетчики с кипами экстренных листков, на которых крупными буквами было напечатано жуткое слово: «Война».

Одновременно примчался грузовой автомобиль, резко остановился у одного магазина и выбросил рабочего, вымазанного мукой. Переходя тротуар, рабочий сообщил на ходу, что таможенный катер обнаружил в нескольких милях от рейда чужую эскадру.

— Говорят, англичане, шведы и норвежцы.

XVI

Управляющий делами Эриксен, понурив голову, сидел у себя в кабинете совершенно подавленный и, ничего не соображая, тупо повторял:

— Никогда в своей жизни… Никогда!

Платок, которым он то и дело вытирал струившийся пот, был уже мокрый. В левом глазу, широко открытом, тускнела застывшая слеза, и казалось, что глаз у старика стеклянный.

Старшие служащие — стоя, точно на молитве — всячески пытались уверить растерявшегося Эриксена, что все это не больше, как грустное недоразумение, но их доводы были вялы и неубедительны. К тому же Ларсен действительно исчез загадочно и внезапно: это усиливало подозрение в какой-то его вине. Кассир сообщил, что вчера вечером, за пять минут до конца занятий, он выдал Ларсену значительную сумму в английской валюте; у камердинера узнали, что Ларсен взял с собой большой сундук, с которым он обычно отправлялся в далекую поездку. Было ясно, что Ларсен попросту скрылся, и таким образом следователя обманули: ему сказали, что владелец фирмы уехал на о. Борнголм. Конечно, эта неправда не так уж была преступна, но следователь опечатал весь архив и унес с собой всю шифрованную переписку. Возникали, таким образом, серьезные основания думать, что предстоят неприятности для всей конторы: соучастие!

Разговаривали отрывисто и негромко, хотя все служащие уже разошлись и некому было подслушивать.

— Я знаю только, что никогда в своей жизни… Никогда… Мне 64 года. И еще никогда…

Вдруг резко задрожал телефон.

Кто-то настойчиво добивался узнать, где Ларсен.

— Нужен до зарезу! По очень важному делу. Очень важному.

Это звонил Натан Шварцман.

Ах, если бы тут сейчас оказался Магнусен, всегда насыщенный своим сдержанным великолепием и не упускавший случая поиздеваться над экспансивным еврейским Вольтером! Как бы он зло хохотал!

Очень важное дело Натана Шварцмана! С чем же он мог явиться в такую исступленную минуту, когда только что была объявлена война, а Георга Ларсена без обиняков называли виновником этой войны? Чего ему понадобилось от Ларсена?