Одеты они не в исторические наряды, а очень по-современному. И это представляется весьма уместным. Потому что в древности наряд был призван — скрывать. А в наши дни — открывать и подчеркивать. И все эти прелестные создания открыты и подчеркнуты.
Звездно улыбаясь, они без малейшей задержки разлетаются по всей трапезной. И каждый сверчок знает свой… ну, в смысле, что каждая из них уверенно приближается именно к своему стулу и усаживается на него изящно и уверенно. И каждая смотрит на своего соседа справа. Называет свое имя. И улыбается снова — уже не как звезда, но как все скопление Нагор разом.
Вот теперь все в полном порядке. Остается поставить точку.
Звучит труба.
На этот раз все, кто ни сидит за столом, встают, не дожидаясь, пока им намекнут. Стол и последний удар — девушки, удар явно ниже пояса, расслабил даже самых озлобленных и непримиримых.
И появляется Правительница. Жемчужина Ястра.
Она — единственная, у кого не будет здесь партнера. Кресло рядом с нею, во главе стола, останется — понимают донки — пустым. Раз уж самого Властелина нет в Сомонте, никто не вправе занять это место.
И никто, кроме нее, не вправе провозгласить первое Слово.
Льются жидкости в кубки и бокалы. Лакеи, оказывается, хорошо знают — или телепатически угадывают — кому чего. Но всем — по полному.
Повелительница не приглашает никого сесть и остается стоять сама. Ей подают — как полагается, с поклоном — золотой кубок тонкой чеканки. И цены, наверное, умопомрачительной. И она произносит — громко, звонко, уверенно:
— Слава Власти!
И пьет — лихо, до дна. Роняет кубок; его тут же подхватывают услужливые руки.
Она ждет, пока не допьет — спеша, мелкими глотками — последний. Видимо, не привыкший еще к тяготам пиров. Из молодых. И только после этого:
— Садитесь, донки и дамы. Приятного аппетита.
И уже снова наливают…
Идет пир горой. Уже передохнули по первому разу — и снова налегли на закуски, не забывая и выпить. И со Словом, и без него — просто так. Благо, кубки пустыми не стоят, порожние графины уносят и тут же возвращают полными. Уже застолье гудит густо и ровно, как хорошо прогретый мотор. Но еще не пришел час для работы.
Так думает Правительница, со своего места наблюдая за гостями и гостьями.
«Сукины дети, — (это не о гостях). — Ясно же просила: мне — виноградный сок. А подают — в четвертый уже раз — персиковый».
«Молодцы, — думает Правительница (о своей тарменарской гвардии). — Сказано им было — обшарить все дома в Первом цикле, и хоть родить — но найти и представить полсотни молодых девиц, приятных на вид и не бедно одетых. Нашли и представили. Поощрить».
«Сукины дети, — думает Правительница (уже о гостях). — Медленно созревают, медленно. Жрут больше, чем пьют. Соскучились по деликатесам. Сказать, чтобы почаще подливали, не ждали, пока кубок обсохнет…»
«Молодцы, — думает Правительница (о своей кухонной команде). — Все ведь годами лежало в морозе — стратегический запас Жилища Власти последний раз обновлялся еще при старом Властелине; ухитрились приготовить все так, что выглядит свежайшим, не вчерашним даже, а сегодняшним. Даже ведь почти вся травка — из рефрижератора. Наградить непременно».
«Да когда же, наконец!..» — думает Правительница.
Она по опыту знает: вот когда донки начнут лапать девиц тут же за столом, когда умеренный визг (от похабных анекдотов) сменится громким (лапать же не умеют так, чтобы приятно было, — как клещами хватают) — вот тогда и придет пора.
Еще не меньше часа пройдет, по ее прикидке.
Будь Документ у нее — она не стала бы прилагать такие усилия (и нести расходы), чтобы довести донков до полного восторженного отупения, какой дается соединением крепкой выпивки и доступных женщин. Швырнула бы им на стол: читайте и повинуйтесь воле великих предков! Но документа нет — и приходится вот так исхитряться.
Тому, кто украл архив, как только обнаружится — голову долой.
А пока — наберемся терпения.
Наконец-то донки большею частью дозрели до нужного уровня бессознательности. Визг под древними сводами трапезной стоял, как в женском монастыре при вторжении вражеских солдат. С ним смешивались какие-то обрывки песен, что пытались исполнить в разных концах стола пьяные голоса. Двое донков схватились неизвестно из-за чего — может, пытались решить давний пограничный спор, но не исключено, что и просто из-за девки; хорошо, что шпаги за долгие годы так приржавели к ножнам, что их и трезвый не мог бы обнажить, так что дело ограничилось переговорами на площадном наречии, приличном разве что для конюхов. Кто-то, не найдя выхода, уже орошал дальний угол. Словом, все шло, как и должно идти в подобных случаях.
Тут Ястра, единственная трезвая за столом, и подала команду.
И сразу же суета удвоилась. Потому что ожидавшие только сигнала тарменары стали хватать девок и кого выталкивать, а кого и волоком вытаскивать из трапезной. Снаружи их передавали другим солдатам — под охрану. Чтобы, сохрани Творящее Облако, ни одна не пропала.