Многие бежавшие от расправы тамплиеры нашли потом приют в замке герцога де Борхо. В благодарность за его мужество и преданность ордену Генеральный капитул из двадцати трех Магистров Храма постановил передать во владение испанскому принцу Лазурный замок и предоставить ему право неограниченного пользования огромными богатствами, хранящимися в базальтовых штольнях под замком. Так со временем «сокровища Балкиды» стали все чаще именоваться «сокровищами Борхо», а позднее, когда предприимчивые и гордые потомки герцога Родриго обосновались в Италии, прибрав к своей герцогской короне города Болонья, Фаэнца, Равеннна и Римини в области Романья севернее Тосканы, — «сокровищами Борджиа».
В глубочайшей тайне от римского престола и, как утверждали, не без помощи потусторонних сил, все наследники арагонского принца по мужской линии, а при отсутствии потомства мужеского рода — и по женской линии, получили право носить титул Командоров Храма и продолжали служить интересам ордена Тампля. Желая осуществить свои планы, которым помешал Филипп Красивый, изгнанники-тамплиеры не теряли времени зря и настойчиво, не считаясь со средствами, проводили на папский престол своего ставленника. Наконец, в 1458 году правнук Командора Арагона и Наварры кардинал Сан-Николло, герцог Родриго де Борджиа, их неустанными стараниями был избран на папский престол под именем Алекандра VI.
Знаменитый ларец принцессы Масары, сохраненный несмотря на все перипетии тысячелетий и интриги сильных мира сего, тамплиеры цепко держали при себе и не расставались с ним, какие бы муки и страдания ни выпадали на их долю. Они верили, что в камнях Балкиды сосредоточены силы, давшие им некогда власть и успех и ставшие залогом их могущества на многие годы.
Они именовали ларец Цветком Луны, из-за его причудливой формы и тайного механизма, встроенного в крышку шкатулки, благодаря которому обычный на первый взгляд золотой ящичек мог неожиданно превращаться в пышный распустившийся тюльпан. А так же из-за большого количества покоившихся в нем тысячелетиями молочно-голубых камней, селенитов, прозванных по цвету «лунными». Для тамплиеров, немало познавших восточную мудрость и ее тайные закоулки, селениты символизировали магическую силу Луны.
И мрачный Магистр Храма времен короля Ричарда Львиное Сердце и его героических битв с султаном Саладином, дерзкий и надменный гасконец Эд де Сент-Аман, не боявшийся ни Бога, ни дьявола и живший среди леопардов и змей куда охотнее, чем среди людей, нередко дождавшись полнолуния в своем любимом замке Сафед, отстроенном на отвесных скалах у излучины глубокой горной реки и окруженном пропастями полными ядовитых гадов, открывал Цветок Луны и подставлял лучам ночного светила крупные голубоватые селениты. И тогда в дорожках мерцающего света, пролегавших от камней к бархатно-синим ночным небесам, он видел грядущие сражения и осады, разгадывал интриги своих недругов и легко читал судьбу Иерусалима.
Так свадебный подарок нубийского принца, который в незапамятные времена, еще до Христа, до Соломона и Моисея везла, весело ступая по весенней пустыне, белошерстная одногорбая верблюдица с голубыми, как утреннее небо, глазами, видимо, найдя, наконец, пристанище, навсегда остался на острове тамплиеров и больше никогда не возвращался к тому месту, где он некогда таинственно исчез.
За все время, пока, подняв крышку драгоценной и несчастливой находки Юсуф-мурзы в ризнице Кириллово-Белозерского монастыря, Джованна де Борджиа вела свой рассказ о сокровищах Балкиды и Аль-Акса, князь Никита Романович ни разу не прервал ее. А Вите, с изумлением наблюдавшим за мелькающими на стенах ризницы цветными картинами, казалось, что он смотрит увлекательный сериал где-нибудь в одном из питерских кинотеатров. Правда, и у себя на прогрессивной Родине своей, он, пожалуй, такого бы не увидел. Даже за большие деньги.
— Совместив веру, любовь и вечность, тамплиеры научились хранить в каменьях души своих погибших воинов и вызывать их при надобности к жизни, — промолвила герцогиня Джованна и остановилась.
Длинные широкие лучи цвета спелого плода кофе, расплавленного масла миндаля и плывущего под прозрачной тощей лазуритовых вод коралла, расходящиеся от мистических камней, хранившихся в Ларце, стали постепенно угасать. Суховатый ветер пустыни, усталым странником блуждавший по ризнице, утих. Щекочущие нос и будоражащие дерзновенные мечтания ароматы мандарина, цветущих алых гардений и экзотических пачули развеялись. Снова стало темно.
Никита Романович поднял голову.
— Не знаю, может быть, и прав мой друг Ибрагим, сын Юсуфа, — произнес он. И голос его прозвучал как-то тяжело и тускло. — Утопить бы надо ларец этот в озере, чтобы он никому больше жизни не портил, да и дело с концом. Сколько бед он еще людям доставит! А ты останешься здесь, со мной. — В его обнесенных черными кругами усталости глазах мелькнула несмелая надежда. — Все забудется, Джованна. Все путем пойдет, я верю.