Наследники Борджиа

На первый взгляд по его представлениям картины этой жизни отдаленно напоминают приключения веселого жандарма из Сен-Тропеза в исполнении Луи де Фюнеса. Те же витиеватые дорожки, обсаженные пальмами и апельсиновыми деревьями над синим морскими заливами, где у белых пристань качаются на волнах богатые белоснежные яхты с разноцветными парусами. Те же фешенебельные курорты вдоль морской полосы, куда ни кинь глаз. Те же желтоватые пляжи, сплошь утыканные яркими зонтиками от солнца. И те же загорелые длинноногие француженки в пикантно открытых купальниках и широкополых шляпах с лентами, как будто только сошедшие со страниц модного журнала.

— Эх, Леха, Леха, Леха, мы с тобой в Париже! — От неожиданно представших его взору перспектив Витя, предавшись эмоциям, неловко повернулся на скамье и чуть не рухнул на пол. Больно стукнувшись локтем о печку, он окончательно распростился с грезами и протер глаза.

— Buenos dias! — в сгустившихся в неосвященных сенях сумерках он разглядел стоящую перед ним фигуру де Армеса. — Как спалось, Виктор?

— Да вроде ничего, нормально, — пробормотал Растопченко, еще нечетко различая, явь перед ним или продолжение сна. Но оглядевшись по сторонам, и с трудом различив в полутьме очертания печки, деревянных скамей, столов и бочек по углам, он вспомнил, где находится.

— Устал очень, — более членораздельно ответил он капитану, потягиваясь. — А что? Ты сам-то, Гарсиа, что, вообще никогда не спишь? Смотрю, при параде, как ни в чем ни бывало.

— А что особенного произошло? — слегка удивился испанец. — Обычное дело.

— Ну, для тебя, может быть, и обычное, а для нас… Слышь, Гарсиа, — Витя придвинулся поближе к испанцу. — А когда того… — Он покрутил указательным пальцем в воздухе. — Когда баксы-то давать будут?

— Вознаграждение придется отложить, — после недолгой паузы спокойно сообщил ему капитан. — Моя госпожа прислала меня как раз сообщить тебе об этом. Возникли неожиданные обстоятельства…

— Как это?! Как это?! Как это?! — Витя не дал ему договорить, подскочив со скамейки как ужаленный. — Ты чего городишь, ты, иностранец чертов?! — накинулся он на де Армеса. — Ты что думаешь, я так, на халяву, тебе ломаться буду? Не выйдет! Баксы гони и баста! Понял?

— Возникли неожиданные обстоятельства, — невозмутимо повторил ему де Армес, — однако моя госпожа не снимает с себя принятых обязательств. Она исполнит все, что обещала. Только произойдет это несколько позже.

— Какие еще обстоятельства? — недоверчиво скорчился Витя. — Ты мне сейчас напридумываешь тут, знаю я вас, жучилы. Все только пахать на славянах, чтоб самим чистенькими остаться, фашисты. Ты мне не заливай, Гарсиа, сам знаешь, не по нашему это, не по-бразильски…

— Не по-бразильски, — впервые за все время разговора Гарсиа позволил себе улыбнуться, — это ты верно сказал, Виктор. Так сложилось, что Великий Магистр ордена Тампля именно сейчас принял очень важное решение, и моя госпожа, а значит и я обязаны посвятить себя его выполнению. Тебя же и приятеля твоего мы приглашаем присоединиться к нам, так как нам вторично может понадобиться твоя помощь. Вознаграждение твое будет соответственно увеличено, и ты получишь его по завершении всего дела — в случае, конечно, его благоприятного исхода.

— Великий Магистр, Великий Магистр… — ворчал Витя, прохаживаясь взад-вперед по сеням. — Какой еще Великий Магистр? Его же сожгли на костре, я сам в метро читал у одного французского писателя… — Тут он неловко наступил на широкий ковш с водой, стоявший на полу, и окатил себя по колено. — Вот черт…

— Что касается твоих глубоких познаний о Великом Магистре, я бы советовал тебе лучше хранить их про себя, — неожиданно сурово ответил ему Гарсиа, — хотя бы потому, что именно от его воли зависят все твои планы на будущее. А моя госпожа, не говоря уже обо мне — мы всего лишь исполнители повелений главы ордена.

— А что за орден-то?! — желая скрыть смущение, спросил Витя задиристо. — Подумаешь, орден. Каких-нибудь замшелых меченосцев…

— Не меченосцев, а тамплиеров, — сурово поправил его капитан.

— Ну, хорошо, пусть тамплиеров, — не унимался Витя, — все равно каких-то протухших монахов. А я страдаю из-за них. — Он выжидательно посмотрел на испанца. Но Гарсиа промолчал, давая понять, что обсуждать дальше эту тему не намерен. Витя понял, что делать нечего, изменить он что-либо не в силах, и с Ниццой, а также с Сен-Тропезом придется обождать.

— Ладно, — примирительно тронул он Гарсиа за кружевной манжет, — валяй, рассказывай, что надо-то.

Позвякивая шпорами, испанец подошел к печи, достал лопаткой несколько тлеющих угольков и от одного из них зажег свечу в деревянном подсвечнике, обитом бронзой, одиноко возвышающемся посреди стола. Тонкий, нервно мечущийся огонек тускло осветил мраморно-бледное лицо Гарсиа. Капитан снял украшенную черными перьями шляпу и спросил Растоп-ченко:

— Известно ли тебе, куда старуха подевалась, что в сватовстве Андомского князя нам подсобила, Козлиха, кажется, ее кличут?

— Откуда? — удивился Витя. — Не договаривались же больше свидеться.