Наследники Демиурга

Да, он переписал свой крамольный финал, но отнюдь не так, как ожидали «Иосиф Виссарионович» и материализовавшийся из ночных грез «Али-Ходжа». Теперь в нем было не две странички, а три, и смысл еще более усугубился. Владислав вообще едва сдерживался, чтобы не покарать, пусть и на бумаге, своих мучителей. Сдерживался из последних сил, хотя в мозгу кошмарной чередой выстраивались всякого рода расстрельные команды, гильотины, виселицы, электрические стулья и даже колья (восточный колорит-с!), обильно смазанные бараньим салом, и груды камней для побивания преступников. Сдерживался по очень простой причине. Потому что в одном был целиком и полностью согласен со своим внутренним голосом: случись что с заказчиками сейчас, его собственная жизнь не будет стоить и исчерканного клочка бумаги.

Например, того самого, который он сейчас старательно покрывал каракулями, высчитывая про себя: через сколько часов встревоженная его отсутствием Ирина отнесет на почту пакет с отцовской исповедью. А также – сколько времени уйдет на то, чтобы, миновав все хитросплетения и окольные пути, свойственные российской почте, умудряющейся порой письмо на соседнюю улицу доставлять целый месяц, пакет этот попал в руки загадочному Маркелову…

8

– Распишитесь вот тут и вот тут…

Командир пожарного расчета радостным отнюдь не выглядел. Точно так же, как и его ребята, перемазанные сажей, сматывающие сейчас во дворе брезентовые рукава. И уж совсем не радовался хозяин квартиры, большая часть которой только что превратилась в практически чистый углерод. Причем отнюдь не в алмазы…

– Ваше имущество было застраховано? – сурово поинтересовался закопченный пожарный, пряча подписанные листы в планшет.

– Да, конечно, – горестно вздохнул Александр, не представляя себе, какая страховка поможет ему восполнить ополовиненную огнем библиотеку или превратившуюся в пепел коллекцию морских карт – память о детском увлечении дальними морями, парусами и прочей соленой романтикой.

– Ну, тогда мы с вами вряд ли встретимся. Советую выключать перед уходом утюг.

– Я выключал…

– Слушай, – Геннадий перемазался сажей почище профессионального борца с огнем, хотя в квартиру его, как и хозяина, допустили уже после полной над оным победы, – а ведь компьютер уцелел! Ты не поверишь, но это так.

– Превосходно, – без особенного энтузиазма в голосе протянул Маркелов, только что проводивший пожарного и получивший на прощание десяток полезных советов, большинство из которых знал с раннего детства.

– А вот телевизору не повезло… – Архивариус показал на спекшийся кусок пластмассы, перемешанной с осколками стекла. – Но он ведь у тебя был уже стареньким.

– Угу… В позапрошлом году купил.

– Да ты что?.. Прости, я думал…

– Ничего. Все равно большой части моего богатства место – на помойке.

– Ты преувеличиваешь… Вот, смотри… Спальня почти не пострадала. Постель, правда, придется стирать, да и одежда в шкафу гарью провоняла…

Иванов вдруг замер на месте, и его глаза, и без того не самые маленькие, превратились в чайные блюдца.

– Рукопись… – горестно простонал он. – Рукопись…

– Что рукопись? – оторвался Александр от созерцания резиновых сапог, стоявших в прихожей с самой майской рыбалки и теперь превратившихся в галоши.

– Рукопись тоже…

– Не переживай, – майор похлопал приятеля, замершего в виде статуи, олицетворяющей вселенскую скорбь, по плечу. – Все равно мы ее успели изучить от корки до корки. И ксерокопии сделать. Такая уж у нее, видно, судьба.

– Рукопись… – не слушая его, простонал Геннадий.

Горе его было настолько неподдельным, что Маркелов решил не мучить друга и, зайдя в спальню, открыл сейф, вделанный в стену и замаскированный спереди легко отодвигающейся тумбочкой (кстати, обугленной с одного края). Не то чтобы Александр владел какими-то особенными ценностями – порой на металлической полке несгораемого шкафа и рубля не валялось, но зато за толстенной дверцей, бывало, гостили документы под всякими серьезными грифами, которые майор, частенько вопреки инструкции, брал домой поработать. Или табельный «ПСМ»[20]. Нашлось там место и злополучной папке, счастливо избежавшей знакомства со своим злейшим, после архивных крыс, врагом.

– На свою рукопись, не реви! – вручил он онемевшему от счастья архивариусу бумаги.

Надо было видеть, с каким трепетом простившийся было со своим сокровищем и снова чудесно его обретший Геннадий переворачивал хрупкие листы с действительно вызубренным назубок текстом. Как прижимал к груди ветхие картонные корочки, как едва не целовал выцветшие штемпеля на обложке… Редкий хозяин так трясется над чудом спасенным домашним питомцем…

– Ген, а где Маркиз? – спросил Александр, вдруг вспомнив, что так и не видел старого кота.

– Ну, он же совсем старый уже был, – отпустил ответную шпильку счастливый, но от этого не ставший менее язвительным Иванов. – И фотографии его у тебя, наверное, остались…