– Хм, я француженка. Но у меня светлые волосы и глаза. Когда мне было шесть, я сбежала из дому и отправилась гулять по улицам Мадрида. К слову, до сих пор удивляюсь, как долго взрослые могут не обращать внимания на пропажу ребенка, – повествовала новоиспеченная баронесса. – Я улизнула незаметно, бродила среди домов, каких-то грязных канав и нищих. Потом меня обступила местная детвора – дети простолюдинов. Они удивлялись, что я такая светлая, а они все смуглые и черноволосые. Трогали мои волосы, говорили, что похожа на куклу. Мне было страшно. Правда моя гувернантка меня быстро нашла и отвела домой, строго наказав никому об этом побеге не рассказывать, а то бы ее выгнали.
Вскоре гостям подали десерт – цукаты, персики, желе и прочие сладости. Большим сюрпризом для всех стало необычное для Франции лакомство – горячий шоколад.
– О шоколад! Какая прелесть! Я много слышала о нем, но никогда еще не пробовала, – с восторгом сказала Эжени де Брионе.
– Это графиня любит, я такое не ем, – скептически заметил граф де Куси – Рецепт этой гадости испанцы скрывают, пришлось специально приглашать кондитера из Мадрида.
– Граф, вы приехали на свадьбу дочери чтобы поворчать? – подняла брови девушка.
– Не только. Еще выпить.
– Вы потрясающий мужчина! Обожаю вас!
– Эжени, флиртуйте не так явно, – усмехнулся Арман.
Девушка хихикнула.
Графиня де Куси беседовала в это время с нескольким дамами, рассказывая о том, что впервые попробовала шоколад в Мадриде и с тех пор влюбилась в него. Хотя многие, отведав необычный десерт, недовольно морщились – он оказался совсем не сладким, а скорее горьким.
– Я не могу понять графа до конца. Он закрыт, не улыбчив, ироничен, – говорила Эжени Армэлю.
Виконт хотел что-то ответить, но в этот момент его отвлекла графиня де Шаре – отвратительная пожилая дама, от которой разило так, словно она никогда не меняла исподнего. Эжени удивляло, как у Армэля хватает терпения общаться с ней, да еще и на скучные религиозные темы. И как он не замечает бесстыжего взгляда, которым эта старуха его периодически окидывает!
Вечером из отъезжающей кареты Анна наблюдала за провожавшими гостей бароном и баронессой. Александрин веселая, нарядная, невероятно прекрасная, дурачилась как ребенок – сорвала с мужа шляпу и побежала, смеясь. Надеялась, что он бросится следом. Но у того хватило ума этого не делать. Лишь стоял, улыбался. «Стыд какой», – подумала графиня. Ей не по душе был этот скоропалительный брак дочери. Но то, какой несчастной становилась девушка при виде своего отца и то, как вел себя с ней и Филиппом граф де Куси, вынуждало графиню проявлять дипломатичность, чтобы не усугублять и так напряженную ситуацию. Она злилась на Александрин и одновременно испытывала к ней жалость. За весь день отец и дочь практически не разговаривали, за исключением того момента когда он, согласно традиции, подвел ее к алтарю.
Еще грядет череда торжеств, после чего Александрин и Филипп отправятся во Флоренцию. А через полгода у них появится ребенок…
Вернувшись в замок почти ночью, граф сбросил нарядный, расшитый золотом камзол, и, прохаживаясь по гостиной в одной кружевной рубашке и, то и дело наливая себе еще вина, болтал с аббатом Дюамелем-Дюбуа. К слову, де Монфор не смог приехать на свадьбу дочери друга, хоть и был приглашен. Он прислал письмо с поздравлениями и извинениями, в котором ссылался на невозможность приехать из-за службы. Анри высказал мысль, что это просто повод, а истинная причина нежелания шевалье приезжать кроется либо в различии политических взглядов либо в чем-то другом…
Когда Арман наконец поднялся в свою спальню, жены там не было. Граф озадаченно обвел взглядом комнату и, пошатываясь, направился на половину графини. В ее покоях свечи не горели – значит, уже спала, не дождавшись его. Скинув одежду, он бросился на кровать и привлек к себе супругу. Но неожиданно для него она отвернулась, плотнее закутавшись в одеяло.
– Я устала, – проговорила графиня холодно.
За все время, что они были вместе, практически не было случаев, когда она отказывала ему. Разве что если плохо себя чувствовала. Арман разозлился.
– Устали рисоваться перед гостями, делая вид, что рады породниться непонятно с кем?
– Устала лицезреть ваше ужасное поведение, позорящее и унижающее нашу дочь.
– Вот как, значит? «Унижающее нашу дочь», – передразнил он. – Не нашу, а вашу. Вы ее родили от кого-то другого, потому что у меня такой глупой дочери быть не может.
Анна приподнялась на локте и застыв смотрела на мужа. В лунном свете, падавшем на постель, он отчетливо видел, как изменилось ее лицо. Когда неожиданно получаешь удар в живот – вот, пожалуй, с чем отдаленно можно было сравнить чувства графини. Но у нее хватило сдержанности не устраивать скандал и не броситься вон. Она лишь сказала после долгой паузы каким-то чужим голосом, звук которого поразил ее саму:
– Думаю, после таких слов мне лучше покинуть ваш дом.
Он промолчал.