— Княгиня говорит дело, — медленно произнес граф Алексей. — Взрыв всеобщего недовольства неизбежен, а с ним погромы, бунт, неподчинение властям. И это в столице. Деятельность Сената и коллегий будет затруднена, если не пресечена вовсе. Начнется анархия, безвластие, хаос.
Дашкова согласно закивала. До Орлова начал доходить тайный смысл ее присутствия здесь. Ему сразу расхотелось хвалить княгиню. Она явилась в собрание вельмож не для того, чтоб сделать их союзниками Екатерины, а чтоб предотвратить «гвардейский бунт», «кровопролитие», как они говорили. В этом был резон. К перевороту присоединится чернь и тогда всем не поздоровится. Но если исключить гвардию из игры вовсе, кто сядет на престол? Малолетний Павел при регентстве матери? Или достойное собрание найдет еще кого-нибудь?
Мысли Алексея были прерваны дружным галдежом в комнате. Вельможи заговорили сразу, перебивая друг друга:
— Но что вы предлагаете?
— Нужно оповестить командование нашей армии в Пруссии. Пусть поворачивают домой и готовятся подавить бунт.
— Вы хотите обвинений в государственной измене? Как Бестужев?
— Право, господа, я ничего не хочу…
Последние слова принадлежали гетману и отлично выражали общее настроение. Больше всего на свете эти люди боялись происшествий. Они желали, чтоб их оставили в покое, дали пить кофе и судачить о пустяках.
— Но что-то все же надо делать, — продолжал Кирилл Разумовский. — Иначе это что-то сделается без нас. — Он приоткрыл дверь, приказал лакеям подавать трубки и прошелся по комнате. — Предотвратить большой переворот можно только одним способом. Устроить переворот маленький. Келейный. Я бы даже сказал, комнатный.
Все со вниманием смотрели на него.
— Что сейчас больше всего раздражает толпу? — Развивал свою мысль гетман. — Государь. Он не нашей веры. И, смею сказать, не нашей крови. Так рассуждают люди на улицах, и они недалеки от истины. Петр поставил нас на грань бунта. Но, устранив его, мы устраним причину возмущения. Гвардия останется в казармах, горожане в домах…
— Вы предлагаете убить императора? — не без интереса спросил Панин.
— Я предлагаю его устранить. А как, уже второй вопрос, — гетман улыбнулся.
Алехана поразило, что сама идея цареубийства никого особенно не потрясла. Ближайшие к трону люди продолжали потягивать кофе, иные взялись за трубки и, испросив у Дашковой разрешения, затянулись. Разговор пошел о деталях.
— Бедный дурачок, — сказал Трубецкой.
— Лучше бы он остался в Германии, — кивнул Алексей Разумовский.
И только. Даже Екатерина Романовна, жадно вдыхавшая запретный для нее табачный дым, не произнесла ни слова. Смерть тирану — было написано на ее вдохновенном лице. Остальные выглядели попроще, точно решали неотложные житейские дела о выгоревшем урожае или забое взбесившейся скотины.
— В-вы что же, с п-позволения сп-просить, хотите его от-травить? — Осведомился Александр Шувалов, бывший начальник Тайной канцелярии. — Есть яды, не оставляющие с-следов на теле ж-жертвы. Ни с-синего языка, ни п-пятен на коже.
Дашкова поморщилась.
— Нет, господа, — гетман покачал головой. — Внезапная смерть государя подозрительна. Пойдут толки. Нужно, чтоб ее причина была для всех очевидна и не вызывала даже мысли об убийстве. Предлагаю пожар.
— Пожар? — В один голос сказали сразу несколько гостей. — Помилуй, батюшка, да где ж его взять?
— Устроить, — невозмутимо отозвался Кирилл. — Да хоть в новом Зимнем дворце, он еще не готов. Большой беды не будет. Поедет государь смотреть работы, а мы одно из крыльев и подпалим. Все знают, как он охоч до пожаров, бегает, распоряжается, тушить мешает. Втолкнуть в какую-нибудь каморку да и запереть. Кто потом разберет, сам ли он в огонь полез или его завалило?
Идея была хороша. Следовало только обмозговать детали.
— Гетман, а вы безжалостный человек, — Екатерина Романовна допила кофе. — Я отправляюсь домой, скоро муж вернется со службы. — Она встала и обернувшись уже у дверей, бросила: — успеха вам в ваших начинаниях.
«Скоты, — подумал Алексей. — Отравить, удушить, зарезать. Это ведь мгновенная смерть. Но сжечь заживо…» Ничего ужаснее он себе и придумать не мог.
Между тем остальные гости тоже решили расходиться, предоставив гетману продумать детали и действовать без них, но с их высокого согласия.
«Если Кирилл волк, — думал Алехан, — то вы овцы. Трусливые высокомерные овцы, воображающие себя волками. Надо обо всем рассказать Като». У него не было уверенности, что Дашкова, выступающая здесь от имени императрицы, поделится с подругой решением высокого собрания.