Наследники исполина

— А ничего, — огрызнулся он. — Доглядывай за Ее Величеством. Потерпите, голубушка, — обратился он через дверь к Като. — Скоро никого во дворце не останется. Ну, помогай Бог!

И с этими словами Шкурин скрылся из комнаты.

— Никак пить пошел? — Всполошилась Марфа. — Зачем бы ему знать про рублевики? Эй, Ирод, ты мне должен был воду принести, полотенца…

Но Василия уже не было рядом.

На памяти Екатерины Шкурин дважды допивался до креста и приходил к Марфе почти что голый. Бедная баба не решалась в таких случаях даже ругать подлеца. Живой и слава Богу!

Держа Като за руки, горничная вся извелась, не зная, чего больше боится. Того ли, что ее хозяйка раскричится и будет раскрыта. Или того, что окаянный муж пропьет последние деньги?

Однако Василий учудил нечто гораздо более жуткое. Смысл его последних слов стал ясен, когда через час за стеной по коридору с топаньем и свистом пробежала кампания пажей.

— Пожар! Пожар! Дом Шкурина горит! Идемте смотреть! — Кричали они.

— Пожар? — ахнула Марфа.

— Горим! Ай, мамочки! — Екатерина взвыла, как раненый тюлень и, натужившись в подкативших схватках, извергла из себя нечто скользкое и мокрое. — Марфуша, не бросай меня! Я вам новый дом куплю…

Но потрясенная всем происходящим горничная и не думала оставлять ее. Дрожащими руками она перерезала пуповину и, завернув младенца в чистое полотенце, принялась обмывать госпожу. Обе были уверены, что о ребенке уже позаботился Бог. Каково же было их удивление, когда из шляпной коробки позади них, куда Марфа сгрузила дитя, раздался тоненький требовательный плач.

— Этого еще не хватало!

Женщины в испуге обернулись.

— Жив, — горничная извлекла младенца на свет. — Мальчик. Глядите, какой здоровый!

Она готова была умилиться, но Като в ужасе взирала на подарок судьбы.

— Что нам с ним делать? — от испуга у нее голова шла кругом. — Марфа, а ты не можешь ненадолго забрать его к себе? Пока мы тайно не найдем кормилицу?

— Мой дом горит, — напомнила горничная. — Какое-то время нам с Василием придется жить во дворце с остальными слугами.

— Да, это не выход. — Като потребовала ребенка себе на руки и попыталась приложить его к груди. Она никогда не кормила сама, острая боль в соске заставила ее снова вскрикнуть.

— Лучше не начинайте, — Марфа деловито потянулась за ребенком. — Потом молоко не остановите. Видите, уже бежит, бежит. Ну, что вы наделали?

Младенец с поистине вампирским выражением лица впился матери в грудь и на время перестал плакать.

— Подай перо и бумагу, — приказала Като. — Только тихо.

Горничная выскользнула и через минуту вернулась в гардеробную.

— Нашли, где писать! — Она подставила хозяйке круглую крышку от шляпной коробки.

— Я напишу Ивану Ивановичу Бецкому, — сказала Екатерина. — Этот смешной чудак любит меня от всего сердца. Знаешь, он сам незаконнорожденный, воспитывает свою незаконнорожденную дочь и страшно печется о подкидышах. Их у него, как цыплят в курятнике.

Марфа фыркнула.

— Но самое смешное, — Екатерина с трудом возила пером по бумаге, ребенок ей страшно мешал, — Он считает и меня своей незаконной дочерью. Когда-то у него в Париже был роман с моей матерью…

Горничная вытаращила на хозяйку глаза.

— Так что я в праве просить его о помощи, — заключила Екатерина. — Приготовь корзинку. Когда ребенок заснет, положи его туда и незаметно отнеси вместе с письмом к Бецкому. Старик все устроит.

Марфа кивнула, в этот момент ее мысли были далеко, возле своего горящего дома.

* * *

— Пожар начался без нас, — сказал Алексей Григорьевич Разумовский, с сомнением разглядывая измочаленную фигуру Орлова. — Но это не освобождает вас от необходимости принять участие в покушении. — Граф обернулся к двум гайдукам, державшим пленника. — Приведите его в порядок. Он похож на пьяницу, сутки провалявшегося под забором. А должен выглядеть, как караульный.

Лакеи засуетились вокруг Алехана.

По чести сказать Орлов провалялся не сутки, а четверо, и не под забором, а в графском сарае на краю парка-леса. Он пробовал высвободить руки, пробовал выломать ногами дверь — безрезультатно. Его кормили и даже выводили по нужде, но к протестам оставались глухи.

Теперь Бог весть где начался пожар, и поручика вновь притащили в роскошный графский дом. Алексей чувствовал себя грязным, пропотевшим, всклокоченным и совершенно не соответствовал изящной идиллии, царящей вокруг.

— Вы поедете с нами, — сказал ему гетман. — Горит недалеко от дворца. На Сенной. Все, кто был сегодня в Летнем, сбежались поглазеть. Император тоже там. Ваша задача…

— А если я откажусь? — Орлову было больно шевелить разбитыми губами.

— Давай так, — гетман прищурившись смотрел на него. — Если ты сделаешь, что приказано, и сумеешь в суматохе сбежать, мы не станем тебя преследовать. Ты убедился: мы сильнее, у нас длиннее руки и значительно шире средства. Не мешай нам, и мы, так и быть, забудем о тебе.

Алехан облизнул потрескавшиеся губы. «Это шанс, — подумал он. — Только я ведь о вас не забуду. Не садись с чертом кашу есть…» Он скосил глаза, и ему показалось, что Иосиф с лицом графа Сен-Жермена ободряюще подмигивает ученику с витража.

— По рукам?