Они уже не расступались перед ней. Их было достаточно много, чтобы противостоять ее свету, ставшему слабым и тусклым.
– Пропустите, – потребовала Вель. Голос предательски задрожал. – Вы должны подчиниться! У меня есть право. Право крови.
Тени засуетились, заворочались, сделавшись прозрачными. Но не ушли, опять зашептали-зашелестели, эхом повторяя ее последнее слово:
– Крови. Крови. Крови…
Авелия понимала, что это означает.
– Ну, птичка, – процедила она, вынимая нож, – теперь ты рубашкой не отделаешься.
Стиснула зубы и провела лезвием по ладони.
Кровь потекла, но ни одна капля не упала на землю – тени подхватывали их на лету, наполняясь силой, растраченной за века пребывания в этом мире. Ее было слишком мало, чтобы насытить охранявших пределы, но это была особенная сила, особенная кровь…
– Хватит, – тихо попросила Вель, чувствуя, как слабеет. – Хватит, оставьте и мне немного.
Тени заворчали, недовольно, но благодарно расступаясь перед ней. Девушка вынула из сумки несколько синих лоскутов и сдавила в ладони, зажимая порез. Убедилась, что путь свободен, и шагнула вперед.
Одноглазый сидел в центре маленькой полянки. Ему повезло – он сумел уйти в светлый лес. Но вырваться из кольца не смог. Наверное, отбивался от теней какими-то чарами, но, когда его силы иссякли бы, темные без труда заполнили бы это пространство и выпили жизненную энергию пленника. По их законам он был виновен, а наказание они признавали лишь одно – смерть.
– А, это ты, – скривился он, заметив девушку.
– Я. – Ей трудно было стоять, и Вель села подальше от сверлившего ее недобрым взглядом мага.
Но он сам поднялся и подошел, зависнув над ней, как высматривающая добычу птица, имя которой ему дали.
– И зачем явилась?
– Один остолоп отстал от отряда. Пришлось возвращаться.
– Да? – Он присел на корточки перед ней. – А разве в твои планы не входило оставить меня тут? У меня было время подумать, Вель. Ты же не по доброте душевной рассказала мне, о чем нельзя думать на Черте. Знала, что после твоих слов я при всем старании только об этом и буду думать, да? А я еще благодарил. Действительно, остолоп!
– Я думала, ты сильнее. Тени попугали бы тебя. Пальнул бы по ним светом, пробежался бы. Навернулся бы пару раз на корягах…
– Дура! А то, что я был там не один? Остальные хоть дошли?
– Да.
– И то хорошо. Но какая же ты все-таки… Мало было извинений? – Он увидел зажатые в кулаке лоскутки, подцепил края и резко дернул. – И этого было мало?
Авелия тихо вскрикнула от боли, а одноглазый уставился на испачканные кровью полоски ткани в своей руке.
– Это… ты…
– Порезалась, – буркнула она в ответ. – Поэтому сразу идти нельзя. Тени чувствуют кровь.
Ее может не хватить на то, чтобы остановить темных стражей.
– Так что, придется ждать, пока рана затянется?
– Не придется. Перекинусь.
– Ну так… давай.
– Не могу. – Девушка закрыла глаза и откинулась на спину. – Устала. И тебе пока нельзя в сумерки. Ты еще думаешь о прошлом.
– Попробуй тут не думать.
– Думай. Но думай по-другому. Даже если ты душил младенцев в колыбели, думай, что был прав, когда делал это.
– Ты ненормальная! – Вель услышала, что он сел рядом. – Не душил я никаких младенцев!
– И о чем же ты думал, что тени кинулись на тебя?
Он не ответил. Конечно, зачем ей знать, какие грехи скрываются в прошлом великих магов! Колдун недоделанный! Даже не подумал предложить ей помощь, тут же еще можно использовать дар!
– Мой дед был имперским офицером, – сказала она, не открывая глаз и будто бы ни к кому не обращаясь. – Приплыл на Саатар в одну из прошлых войн. Встретил здесь бабушку… Я никогда его не видела, но знаю, что в империи у него остались братья и сестры. Мама говорила, что ее отец был пятым ребенком в семье, но не младшим. Всего их было восемь. Так вот, всякий раз, убивая имперского солдата, я думала, а что, если это какой-нибудь мой родственник? Троюродный брат, дядя… Это ведь большой грех – пролить родную кровь. Но я всегда вспоминала о том, что, если бы я этого не сделала, тот солдат убивал бы моих друзей, знакомых, просто невинных людей. Защита невинных – благое дело. А ради благого дела можно и грех на себя взять.
Вель давно это для себя решила и сама себя простила. А вот как бабушка могла простить деда, до сих пор не понимала. Он же был врагом, она должна была его ненавидеть. А она полюбила. И принцесса Эннатиаль полюбила когда-то капитана Эдмона, а он тоже был врагом – вчера у Кургана Авелия вспоминала их историю, услышанную в детстве от мамы, и думала о том, какая все-таки странная штука эта любовь…
– Ты серьезно? – неожиданно рассмеялся маг. – Каждый раз вспоминаешь о своей имперской родне?
Она открыла глаза и посмотрела на него с удивлением. Что смешного?
– Да-а, – протянул Буревестник. – Тараканов у тебя в голове еще больше, чем я предполагал.
Вель села и задумчиво почесала макушку. Подтянула к глазам не попавшую в косичку прядь и пожала плечами. В волосах могут завестись вши или блохи. Но тараканы?!
Одноглазый снова расхохотался:
– Не на голове. В голове. Тараканы. Странности, странные мысли. Так говорят.