Наследники минного поля

Насчёт религии тоже кампании возобновились. Так что на Пасху Миша всю ночь стоял в оцеплении вокруг Успенского собора. Инструкция была простая: старушек пропускать, молодёжь не пропускать. Людей среднего возраста — по обстоятельствам, но желательно поменьше. И уж ни в коем случае — тех, кто с детьми. Тут было не так противно, как с облавами: Миша считал, что делает полезное дело. Но все-таки плакали и бессильно ругались женщины. И дети тоже. Ничего, думал Миша, вырастут в реальной жизни, без опиума — сами спасибо скажут. Потому что в действительности Бога нет. В чём, в чём? В действительности…

А Павел только жёлчно хмыкал: за Церковь опять взялись — ну, разумеется. Чего ещё ждать? Сейчас опять пойдёт… это ещё только начало.

А Света с малышкой нянчилась, гуляла с ней много. Павел подарил им шикарную коляску, сделанную на каком-то авиационном заводе. На низком ходу и с обтекаемыми линиями. Солидная, в общем, конструкция: что-то в ней было военно-техническое. Так и хотелось парочку пулемётов по бокам присобачить. Катить её было одно удовольствие. Только она была тяжёлая, как чёрт. Спускать её по узкой лестнице со второго этажа Света и сама могла, а затаскивал уже Алёша. Они решили использовать Светин декретный отпуск до упора, и ещё за свой счёт прихватить, если получится. С деньгами, конечно, туго будет, но неужели не продержимся как-нибудь? Не хотели они Катерину в ясли отдавать: там дети болеют без конца, и вообще жалко. Встанет на ножки — можно будет родителям на день подкидывать. А с трёх лет она будет при Свете, три года — уже детсадовский возраст.

Сан Степаныч пришёл к Свете неожиданно: сколько лет, сколько зим! Он тогда не обиделся, что Света из цирка ушла. В конце концов, последнюю гастроль она не сорвала, не посягнула на святое. А номер был хоть и хорош, но было что взамен поставить в репертуар. Сан Степаныч понимал: замужество, беременность…

Он посюсюкал Катерине, сделал ей «козу», повосхищался её красотой, не забывая стучать по дереву и приговаривать «тьфу-тьфу, поганая». Почесал Кутя за ушком, поинтересовался, как воробьи поживают. Чучи уже не было, делась куда-то Чуча. Теперь вожаком воробьиной стайки был Чирус, ещё похлеще Чучи хитрован.

— А в цирк возвращаться не собираетесь, Светочка, а?

Хорошо, что Алёши не было дома, на работе был Алёша.

— А если бы временно — ну, на месяц-другой мы бы вас заняли? Катенька у вас большая уже, пора в номер ставить… шучу, шучу!

Он изложил ситуацию: в Варшаве будет международный фестиваль молодёжи и студентов. И наш цирк туда едет — не одесский, в смысле, а советский. В конце лета, да. Ну, конечно, программу будут утверждать в Москве. Сейчас эта программа составляется только. И позарез нужны голуби мира, без них как же? Не тот номер, конечно, что они со Светой тогда придумали. Тот — для внутреннего употребления, а для международных отношений не вполне тактичен политически. Голуби у нас там агрессивность проявляют, это для заграничной публики ни к чему. Но и просто выпустить белых голубей — банально как-то. Хотелось бы блеснуть. И ему, Сан Степанычу, лестно было бы пробить в программу хоть маленький номерок от Одесского цирка. Пока москвичи с ленинградцами на весь репертуар лапу не наложили.

А то, что Света делает с птицами, больше никто не делает. Он, Сан Степаныч, всю жизнь при цирке и знает, что возможно, а что нет. Впрочем, было время, когда считалось, что антиподист не может работать из стойки на голове у партнёра… Так или иначе, то, что Света — сейчас никто в мире… А там будут цирки из других стран, даже китайский. Профессионалы оценят, как никто! Малюсенький, но сногсшибательный номерок, прямо после пролога! А потом уж пускай они там выпендриваются с медведями и клоунами. Ну, Светочка, а? Ну ради Одесского цирка? Ну ради меня?

Алёша называл Свету идиоткой и всеми синонимами.

— Тебе мало? Ты ещё своё недополучила? Хочешь опять — на те же грабли? — гремел он. — Ну, подготовь им голубей, если уж приспичило. Но я ещё с ума не сошёл отпускать тебя за границу! Без тебя там прекрасно обойдутся! Ты и тут найдёшь приключений на свою попу!

— Не обойдутся. Голубей заранее обучить нельзя. То есть можно, но только чему-нибудь простенькому. Они ж без понятия, им надо человека чувствовать. Что они со мной сделают, то с другим не повторят, ты пойми! И, в конце концов, я хочу увидеть маму и Андрейку.

— Тебе напомнить, чем это в прошлый раз кончилось?

— А меня больше не станут вербовать. Я же тебе рассказывала про того… Он мне теперь соломки подстелит.

— А если нет? Ну, помню я историю с тем засранцем! А что — его папочка всеми органами заправляет? Он сам — сошка исполнительская, раз девчонок вербует!

— Ну да, сошка! Ты бы видел, какая у них машина!

— А у тебя будет не машина, а срок!

— Не будет. Сейчас времена не те.

— Дура ты, Светка!

— Ага.

— А с Катькой как же, ты подумала? — выложил Алёша главный козырь.

— Там вся программа на две недели. А Катьке уже почти полтора года. Ну, я договорюсь с дядей Павлом и тётей Аней.

— Вот-вот, договорись с ними. Про цирк. Хочу я видеть!