Наследники отречения

 -Что-то в этом роде, – он закашлялся. – И все же, выбор был всегда. Кайл, к сожалению, слишком часто делал его не верно. Он шел на поводу у своих чувств и амбиций и, поверь, прекрасно это понимал. Только единожды я по-настоящему гордился им: когда он женился на принцессе Крови. Тарэм чуть не убил его за это – в прямом смысле.

 -Как же дядя сумел обойти Совет и согласие рода? – полюбопытствовала я.

 -Девчонка была на сносях и никто уже не мог ничего сказать… В итоге игру он Тарэму подпортил изрядно. Конечно, не только долг перед родом, но и собственные, далеко не добродетельные мотивы, толкнули его на этот шаг. Но все-таки, немного благородства тут было.

 -Я иногда думаю, что Параман вобрал в себя все самое лучшее, что могло бы быть в его отце. Он мог стать замечательным королем, если бы я не вмешалась и не прервала бы тогда коронацию... Вернее, если бы меня вообще не было на свете.

 -Что об этом говорить! – Шаддан перехватил вожжи в одну руку и пригладил растрепавшиеся волосы.

 Было трудно судить в темноте о выражении его лица – я видела только профиль и отблески звездного света в прищуренных глазах. Но, чувствуя волну уверенности и покоя, исходящие от него, невольно успокоилась сама. После того, как я оставила Якира в Ровмене, мне так не хватало чьего-то сильного плеча…

 -Надеюсь, теперь, когда клятва больше не связывает тебя, мы сможем друг другу доверять? – спросила я и тут же услышала его тихий смешок.

 -Лирамель, Лирамель… Ты ничуть не изменилась! Вертишь людьми, как хочешь, зная, что тебе невозможно отказать. Неужели искренне поверишь, если я просто скажу: «да»?

 -Тебе поверю, – я пожала плечами, пропустив насмешку мимо ушей. – Ты прекрасно знаешь, что немного на свете людей, кому бы я задала подобный вопрос и ожидала бы получить серьезный ответ.

 Старик повернул ко мне голову.

 -Тогда я уже сказал. Если что-нибудь поменяется, по старой дружбе сделаю для тебя исключение и предупрежу заранее.

 Некоторое время, может час, может больше, мы ехали молча, лишь изредка перекидываясь ничего не значащими фразами касательно дороги. Вскоре я заметила, что Шаддан начал клевать носом и предложила его сменить.

 Старик отдал вожжи беспрекословно и тут же, прислонившись к деревянному поручню, со вздохом закрыл глаза. Ему было не привыкать спать сидя или верхом: люди, которые большую часть жизни проводят в странствиях, привычны к подобным вещам. И все же, было его жаль. Легко осуждать и ненавидеть за проступки, за то зло, которое человек причиняет… И гораздо труднее попытаться поставить себя на его место, понять причины, ситуацию, попытаться оправдать. Когда я находилась на грани отчаяния, Шаддан стал единственным человеком, оказавшим мне поддержку. Сложно было уравновесить невольную симпатию и сухие факты его участия в своей судьбе. Убийца, уничтоживший моих родителей, пытавшийся лишить жизни меня и братьев... Разумеется, он делал все возможное, чтобы помешать нам свергнуть Кайла. Однако это было делом прошлого и, насколько я знала, он им никогда не гордился, равно, как и не сожалел. Такова была его клятва – защищать единственного племянника и расчищать ему дорогу к трону.

 Я не могла не признать, что у моего отца, Лирдана, после того, как он встал в оппозицию к Тарэму и отказался прервать свой род, не оставалось никаких шансов. Шаддан понимал это, когда соглашался стать тенью - первым цареубийцей за всю историю, начиная с короля Арматея. В то время, благодаря интригам Совета, выбора не было ни у кого. Что касается меня, то, как и многие, он был уверен, что дальнейшее мое существование будет нести угрозу не только для Кайла и Совета, но и для всего Королевства. Ни один Шаддан так думал… И в то время, и сейчас, все, кто оставался верен Орден, разделяли подобные настроения.

 В последнем походе я сама была виновата, доверившись человеку, которого едва знала – Карл понял ситуацию, даже не видя его, только по моим рассказам. Почему я полюбила Шаддана, уже другой вопрос. Во-первых, он нравился мне как человек, ведь его преступления были продиктованы не какими-то личными выгодами, а глубочайшей верностью и любовью к своему племяннику. Я всегда восхищалась подобными людьми. Во-вторых, в трудные для меня дни, старик проявил редкое благородство, и я точно знала, что вопреки уродливому пласту прошлого, он искренне полюбил и меня, и Мариэль. Если бы это было не так, Карл убил бы его, исполнив долг принца Крови. Брат хорошо разбирался в людях, и, хотя часто упрекал меня в наивности, сам нередко полагался на интуицию, доверяя тем, кому логика подсказывала не доверять. А еще он умел прощать. Так было, например, с Параманом. Несмотря на роль, которую играл наш кузен в планах Совета, и обоюдную антипатию, Карл с самого начала старался держать его поближе, ценя, как человека мудрого и благородного. И если теперь брат доверил Шаддану нечто важное, то, что не мог сказать открыто даже мне – я могла не переживать за сделанный выбор.